Лиля
Шрифт:
— Ваше высочество, — позвал меня мужчина.
— Уйди, глюк, — отмахнулась я и растянулась на траве.
— Я не Глюк, я Эдамар. Архимаг при дворе вашего брата, славного короля Иллиад ара Милостивого. — с достоинством ответил глюк и сел рядом со мной. — А вы принцесса Лилиан, которую в младенчестве спрятали в другом мире, вселив в тело человеческого ребенка.
— Глюк Эдамар, — лениво отозвалась я, — ты сказки писать не пробовал? — и вдруг подскочила. — Сказочник? Эдамар… Эд?
— Он самый, ваше высочество, — широко
— У меня бред, — я начала вслух характеризовать свое состояние. — Меня выкинули из окна, я лежу в коме, а все это всего лишь бред. Значит, надо дождаться, когда я приду в себя.
— Вы уже в себе, Лили, — тихо ответил Эдамар, который Эд и Сказочник. — Вы не в коме, вы умерли при падении, точней, умерло ваше человеческое тело. Это был вынужденный переход. Я не хотел так, но пришлось торопиться. Тело того, в ком был я, тоже умерло. Мне жаль, но это так. Хотите посмотреть на свой настоящий облик? — предложил он.
Я тяжело осела на землю и уставилась на него. Нет, конечно, я ему не поверила, потому что глюкам верить нельзя, но почему-то в душе появилось щемящее чувство потери. На мгновение представила, что он говорит правду, потому что слишком реально ощущался ветер, прикосновение травы к коже, слишком ощутимо припекало солнце. У меня пересохло в горле, потому что я слишком явно представила…
— Эд, — позвала я, — у тебя совсем нет сердца? Ты не человек, да? Мои мама и папа, они ведь думают, что я… — дыхание перехватило.
— Мне очень жаль, принцесса, — грустно отозвался Сказочник. — И все-таки это не ваши родители, и оплакивают они не вас.
— Ты совсем, да? — срывающимся голосом заговорила я. — Ты… ты…
— У меня не было выхода, — тихо ответил Эдамар.
И я вскочила, с бешенством глядя на него. Первой мыслью было придушить урода, потом я попробовала успокоиться, потому что все это просто не могло быть правдой, НЕ МОГ-ЛО! Архимаг встал следом и напряженно наблюдал за мной. Я щипнула себя, было больно. Место, за которое я себя ущипнула, сразу покраснело. Не показатель, решила я и щипнула вторую руку, сильней щипнула и тут же громко ойкнула.
— Это правда, Лили, — мягко, будто разговаривая с умалишенной, сказал Эд. — Не стоит делать себе больно, вы вернулись домой, вы в своем настоящем облике, и скоро вы увидите вашего брата. Посмотрите на себя.
Он сделал пас, и передо мной появилось мельтешение ярких искорок, которое сложилось в кристально-чистое зеркало. Я невольно взглянула в это зеркало, несколько мгновений ошарашено взирала на отражение, помахала рукой, отражение помахало вместе со мной. И я не выдержала.
— Это что за идиотизм?! — заорала я, и довольное лицо Сказочника вытянулось.
— Что не так? Вы прекрасны, — почему-то даже обиделся он.
— Это что за стремная Барби? — продолжала бушевать я, разглядывая в зеркале воздушное создание.
У создания были золотые волосы, не вру! Реально золотые, огромные фиолетовые глаза с длиннющими ресницами, чуть вздернутый носик, розовые маленький ротик с чувственными губками, нежный румянец на тонкой почти прозрачной коже и еще офигительное тело. Вот тело мне понравилось, оно было идеально. Но это кукольное личико… мне хотелось разрыдаться, потому что это было МОЕ отражение! Я посмотрела на свои руки, пальцы оказались тоньше и длинней моих привычных пальчиков, форма ногтей… Всегда о таких мечтала, а сейчас хотелось их мстительно сгрызть.
— Вы очень похожи на свою мать, дриаду Древнего Леса, — сообщил Эдамар.
— Кого? — я резко развернулась к нему, сжимая кулаки.
— Д-дриаду, — запнулся архимаг, невольно отступая от меня. — Она будет счастлива увидеть вас, моя принцесса.
— Мою маму зовут Надя, и она человек, яс-сно? — прошипела я. — А папу зовут Вова, и он тоже человек. И я человек! Меня зовут Лиля, мне двадцать четыре года, и я хочу проснуться от этого кошмара! — заорала я и пошла в неизвестном мне направлении, потом остановилась и стремительно вернулась к Эду. — Хочу свои каштановые волосы, хочу свое лицо! Я хочу свою жизнь, и пусть в ней даже будет психованный Алекс, но это моя жизнь, и она мне нравится!
— Мне очень жаль, — в который раз вздохнул Сказочник. — Но уже ничего не изменить. И даже если ваше человеческое тело выжило, — я вскинула на него глаза, — что вероятно, — очень медленно сказал он, — но почти невозможно, то сознание настоящей Лилии может проснуться и тогда вам все равно будет некуда возвращаться. Сознание взрослого человека подавить сложней, чем сознание младенца. Если бы у нас было время, мы бы перешли иначе, сохранив носителям жизнь, но этого времени не было, поймите, и я выбрал самый быстрый способ перемещения. Смерть открывает врата моментально, без пентаграмм и призыва энергетических потоков.
Я молча смотрела на него, не в силах произнести хоть слово. Я все еще не верила в то, что происходящее реально, но щемящее чувство не пропадало. Какая-то часть сознания знало, что он говорит правду, но только часть. А еще было ужасно больно и обидно за маму с папой, которые лишились двух дочерей. Родной, когда в ее тело подсадили иномирного паразита- меня, а потом и этого паразита, которого зачем-то вытянули обратно. Я представила плачущую маму, и сердце готово было разорваться от жалости.
— Вы звери что ли? — тихо спросила я, утирая слезы. — За что вы так с нами? Мои родители не заслуживают такого горя…
— Ваше… — начал Эд и осекся. — Я ведь говорил королю, что нужно было вас прятать иначе, привязка к новым родителям стала слишком сильной.
— Я двадцать четыре года жила с ними! — снова взорвалась я. — Слышишь, Эд? Четверть века.
— Двадцать три года и двести один день, — машинально поправил он. — Вам надо успокоиться, Лили, это еще не все новости.