Лимонка в тюрьму (сборник)
Шрифт:
Дыра зияла: примерно четыре сантиметра по горизонтали и под углом 90 градусов, сантиметра три вниз по структуре волокна. Сначала я опешил и, не зная, что делать, просто застыл на некоторое время. Через минуту меня будто обдало каким-то ветром. И далее всё произошло быстро и само собой, совершенно неосознанно.
В это время суток в ШИЗО по распорядку дня я имею право получить письменные принадлежности и в течение получаса написать письмо домой. Как правило, надзиратели не давали заключённым письменных принадлежностей. Но сегодня в ночь дежурил Юра. Спокойный и уравновешенный прапор, который ни одной гадости за всё время, что выходил на дежурства в ШИЗО/ПКТ,
Я рванул к тормозам и начал барабанить по ним. Минуты через три пришёл Юра и спросил: «Что, Громов, случилось?» – «Письменные принадлежности нужны, гражданин начальник». Через минуту я, получив ручку с тетрадкой, скинул штаны и сел за стол. Так же, на автомате, из казенного белого вафельного полотенца я вытянул несколько ниток и скрутил их в канатик по три жилки, нитки были ветхие. Из полотенца нитки тянуть я научился ранее, ещё в декабре, на первом месяце бура. Из этих ниток я плёл для того же полотенца петельки, чтоб его вешать нормально на крючки. И чтоб оно не падало на пол при малейшем задевании.
Шариковой ручкой я проделал дырочки в ткани. И проталкивал в них ручкой же нитку. Так, петелька за петелькой, я проталкивал ниточку, стягивая дырку. Раз за разом я накладывал стежки, как если бы я это делал на швейной машинке, чтоб белых ниток не было потом видно. Нитка, проталкиваемая железным пером стержня, послушно входила в расширенные предварительно той же шариковой ручкой дырки.
Буквально через минуту, как я закончил эту операцию и надел штаны, в матюгальник монотонный голос сообщил всем камерным заключенным: «ШИЗО/ ПКТ/ЕПКТ, объявляется отбой!» В коридоре забегали с матрасами осуждённые, и я облегчённо вздохнул.
Утром я попросился у напарника Юры заштопаться – Юра выводил осуждённых на прогулку, и его не было на продоле. Напарник Юры, выдав мне иголку с чёрными нитками, стал наблюдать, что я буду делать. Я молча снял штаны и начал разрывать вчерашнюю штопку. Молодой надзиратель с удивлением увидел небывалое – белые нитки, которых никогда не было в ШИЗО. И тут же спросил, где я нашёл их? Он долго допытывался, но я так и оставил его в неведении, ответив коротко – Бог послал. Что, в общем, наверное, отчасти было правдой.
Муська
После освобождения я, наконец, добрался до дочери. Мы с Сонькой и её матерью Татьяной сидели и пили чай. Я молчал и слушал, как мать нахваливает дочку, и тихо улыбался, радуясь их совместным успехам.
Тем временем из комнаты выбрался котёнок.
– Мусечка, кисонька, проснулась маленькая, – запричитали два женских голоса. Взрослый и детский.
– У нас в лагерном бараке тоже была Муська, – сказал я.
Дочь, не видевшая меня столько лет и ловящая каждое мое слово, моментально подхватила:
– А красивая?
– Да, – сказал я.
– Пап, расскажи!
– Не стоит, дочь.
– Ты мне сто лет ничего не рассказывал! – скривила она губки.
– Ну, расскажи,
Я не дал им себя долго уговаривать.
– Хорошо, слушайте.
Она ещё была совсем котенком, когда я впервые увидел ее. Меня тогда только что перевели в барак отряда строгих условий содержания (СУС), или, как сейчас это называется, ОСУОН – Отряд строгих условий отбывания наказаний. ОСУОН занимал весь первый этаж третьей части трёхэтажного корпуса. На втором этаже располагался штаб администрации.
Жилой барак камерной системы – это где уже подъём на час позже, в шесть утра, телевизор (полтора часа в сутки по расписанию) и койки к стене не пристёгиваются. Но также запрещено общение между секциями отряда, прогулка столько же по времени и много других камерных «благ», которые благополучно перекочевали из ШИЗО/ПКТ лагеря в строгий барак.
Но там есть живые люди, арестанты, с кем можно поговорить и обсудить прочитанное или увиденное по ТВ.
Котенок был удивительный, хотя внешне банально серый, полосатый. Таких кошек в одной России миллионы, наверное, живут.
Муська была всегда в центре внимания. Когда все собирались в кружок – обсудить последние новости или ещё что-нибудь, она садилась обязательно в центре круга. Это действительно было комично: сидят урки, кто на табуретке, кто на кортках, и выходит Муська своей мягонькой, действительно кошачьей походкой. Усаживается в центре и ждёт, когда кто-нибудь начнёт с ней играть.
Играла она неутомимо, со всеми, часами подряд. Потом, наигравшись и облизавшись, падала на первую попавшуюся шконку и засыпала крепким детским, своим кошачьим сном. Причём спала она непременно на спине, раньше я никогда не видел, чтобы кошки так спали. И всегда так, что если голова немного была повернута в одну сторону, то задние лапки – непременно в другую. Но бывало, что лежала ровно, как по струнке, так люди не все спят, ровненько-ровненько. И все четыре лапки обязательно поджаты в кулачки. Зрелище, в общем, было уникальное.
Больше всего с ней возился зэк по имени Тимур. Молодой парень, осуждённый за убийство ещё в 16 лет. И из девяти лет приговора он отсидел к тому времени уже более трети срока. Тимур называл её «кошечка».
Когда Муська просыпалась и начинала вылизывать свои лапки и тельце, Тимур отходил за шесть-семь шконок и начинал её звать, стуча пальцами по краю койки второго яруса. Муська сразу прерывала свой туалет и после короткой охотничьей изготовки делала рывок, перепрыгивая с койки на койку. Добежав до Тимура, она вставала на дыбы. И пыталась передними лапами, не выпуская коготочки, по-охотничьи азартно ловить его бритую голову. Тимур тихонечко уклонялся, но она, играя, задевала его. Все зэки, видевшие эту сцену многие десятки раз, замирали. И в финале дружно гоготали, будто видели все впервые.
Наверное, так оно и было: каждый раз Муська проделывала свой фокус по-разному. Смотрела, готовилась, прыгала, махала лапами, задирчиво поджимая ушки и скаля рот. Как маленькая тигра.
Так прошли остаток лета и осень. Муська, оставаясь котёнком, была счастлива, обожаемая зэками и окружённая заботой Тимура. Наблюдать за ней было удивительно и приятно всегда.
Но в первой половине декабря, после того как уехал на этап один очень серьёзный фрязинский бандит Олег, не допускавший своим авторитетом беспредела со стороны администрации по отношению к сусовским, обстановка сильно накалилась. Администрация стала нас прощупывать, чтобы ужесточить режим. И, следя за реакцией, стала по очереди закрывать в ШИЗО наших парней.