Лимонка в тюрьму (сборник)

Прилепин Захар

Сна не будет. Это – надолго… Хорошо, что больше нет надежды. Потому что ещё каких-то два дня назад психологически было значительно труднее. Уже и не пытаюсь определить причину беспокойства. Остался лишь «внутренний диалог»: тонны прозвучавших вопросов сталкиваются в уме. Ответы я знал заранее. Что ещё? Сожаление о прерванных возможностях…

И вдруг, в этой сумятице яркой вспышкой, за одно мгновение, возникает мираж уже далёкой ночи, а по сути, каких-то пяти минут, прожитых мной в точно таком же августе, но почти полтора десятилетия назад.

В тот год, на закате лета, моя любовь завлекла меня в Северный Казахстан. Вместе со своей будущей невестой я застрял тогда в городе

Павлодар, впервые в жизни оказавшись на таком гигантском расстоянии от Садового кольца. События тех дней были будто бы вытащены со страниц какого-то дешёвого детектива. Именно тогда я начал учиться жить, ничему не удивляясь…

Словом, выходить из дома днём было для нас крайне нежелательно. А на улице жарило нещадное солнце, и редко случавшийся ветер приносил с собой в город запах степи. Хотя, скорее всего, так только казалось моему сражённому романтикой рассудку.

После пятого или шестого дня такой вот полуподпольной жизни, дождавшись темноты, мы решили выйти за порог укрывавшей нас квартиры. Вокруг была чёрная восточная ночь, разбавляемая отражённым, мистическим лунным светом.

Совсем близко протекал Иртыш. Весь в общем-то город занимал его высокий левый берег. К реке я и предложил направиться. Моя подруга, родом отсюда, ответила, что для нашей прогулки надо подыскать маршрут поспокойней, и для большей убедительности рассказала несколько местных историй на криминальную тему. Но её опасения лишь усилили мою настойчивость: было-то мне в ту пору 18 лет, и разве мог я допустить, чтобы она подумала, будто бы я чего-то опасаюсь или (не дай бог!) боюсь…

Я добился своего. Мы двинулись по ночным улицам и переулкам, негромко разговаривая о каких-то милых пустяках. Район считался центральным, но в нём не было изобилия электрического освещения. Пройдя через «нехорошее» место – городской парк, на главной аллее которого горело два, видимо, случайно уцелевших фонаря, мы вышли на крутой берег, по сути обрыв, в том его месте, где находился чуть ли не единственный удобный спуск к воде. За весь путь мы так и не встретили ни одной живой души. Наши же души, напротив, были слишком живыми: пьянящий коктейль из воздуха восточной ночи, чувства опасности и молодой, а значит, особенно страстной любви.

У воды шум течения в темноте говорил о неспокойном нраве Иртыша. Где-то здесь, согласно легенде, четыреста лет назад утонул грозный покоритель Сибири – Ермак. Наслаждаясь влажной прохладой, мы уселись прямо на песок, лицом к реке и лунному свету. Я закурил. Прошло несколько тихих минут. Вдруг в темноте случилось какое-то движение, и прямо перед нами возник мужчина. Его внезапное появление выглядело загадочно и странно: совершенно мокрый, в одних плавках, в столь поздний час, он будто бы материализовался из мрака… Но загадка разрешилась в следующую же секунду: сдержанно поздоровавшись, он спросил у меня сигарету. Раскуривая её, незнакомец опустился на корточки прямо напротив нас. Я почувствовал, что любимая напряглась, незаметно придвинувшись ближе ко мне.

– Вода не стихия, а материя, – произнёс он ни с того ни с сего, глядя куда-то поверх наших голов и будто бы вовсе не к нам обращаясь. – Здесь хлопотно для капитанов: слишком трудный фарватер. Но если бы не эти островки и отмели, то ни у кого не хватило бы сил плавать против течения. Без отдыха с Иртышом никому не справиться. А если вдруг на середине русла твой ориентир внезапно сместился и против собственной воли плывёшь куда-то не туда, то означает это только одно: тебя зацепило в водоворот.

Огонёк сигареты освещал пальцы и нижнюю часть его лица. Глаз не было видно. Но этот ночной пловец и не смотрел на нас. Его фразы достигали слуха, словно залетев сюда из другой, неведомой мне жизни:

– Нужно попытаться вырваться сразу. Только перед этим определи, где расположена воронка. Для этого надо дать водовороту

прокрутить себя один круг. Потом можно начинать выгребать по течению. Но получается уйти далеко не всегда. Нельзя вырываться слишком долго. Иначе – хана: истратишь силы, потонешь. Это надо почувствовать, и если ничего не получается, если ты в крепком плену – расслабляйся и отдыхай, удерживаясь на плаву. Отдайся водовороту. Главное – не бояться, желательно и не волноваться. Круги будут становиться всё короче и короче, и перед тем, как тебя затянет вглубь, в самый последний момент, вырываешься из воды вверх и делаешь глубокий, какой только можешь, вдох. Обязательно. Никому не известно, сколько метров воды под тобой… Уходишь под воду. Теперь всё внимание на ноги. Как только почувствуешь, что коснулся ногами дна, – сгруппировываешься и со всей силой отталкиваешься вбок от эпицентра и начинаешь выгребать наверх. Водоворот сам вышвырнет тебя на поверхность. От начала и до конца пройдёт-то какая-то минута, не более… Другое дело, что может показаться, будто бы ты только что чуть не остался в вязкой вечности.

Закончив свою лекцию, о которой его никто не просил, мужчина отбросил окурок в сторону, поднялся на ноги и, коротко попрощавшись, направился к реке. В лунном свете я видел, как он зашёл в воду, как он поплыл. Словно зачарованный, неподвижно глядя в кусок ночи, в то место, где мгла поглотила его, я вдруг подумал, что река – разумное, живое существо.

Я не вспоминал об этом целых четырнадцать лет, хотя и подумал тогда, что что-то тут не так: необычные встречи уже по природе своей не могут совсем ничего не значить.

Но моя, беспомощная подчас, память каждый раз при любых экстремальных обстоятельствах выдавала какие-нибудь сюрпризы.

В очередной раз именно так и произошло минувшей ночью в следственном изоляторе города Севастополя.

СИЗО г. Симферополя

Сергей Соловей

Из «Дневника Мертвеца»

22.05.2001

Жизнь обесценилась напрочь. 15 лет тюрьмы. Жизнь фактически закончилась. Нереально пробыть здесь столько и остаться в здравом уме. Нереально, попав дикарём из джунглей в незнакомый, полностью изменившийся мир, найти в нем своё место. Жи вотное существование бомжа и скотская смерть в петле исключены. Выхода нет, тупик. Этот тупик – начало абсолютной свободы. Свободы от будущего, которого нет. Свободы от прошлого, ставшего похожим на когда-то прочитанную и почти забытую книгу. А единственное настоящее – камера голодающих, мрачное дно тюрьмы, дно дна. Завершённой жизнью можно вертеть, как чётками в руке. Моя воля – единственный закон. Продлить на несколько лет заключение, вспоров живот какой-нибудь особо мерзкой двуногой твари, или быть предельно дипломатичным. Довести до конца объявленную голодовку смерти или согласиться на предложенные тюремные льготы. Как лягут в ладонь чётки. Чуть не договорился, что стал Богом – прости меня, Господи, грешного.

Свобода! Полная свобода! Ваша тюрьма для меня рухнула.

Дневник Мертвеца. Сижу в каземате без окна, вентиляции и почти без воздуха. Холодно, однако, как на улице. Воняет параша. Сыро до тумана. В едва освещённом застенке со мной сидит человек по фамилии Солнце. Он моряк и повар. Своими разговорами мы устраиваем в голодовочной камере виртуальный ресторан. Свиные ножки и бараньи шейки висят в сыром вонючем воздухе.

Есть приёмник. Новости делаем погромче. Вся тюрьма голодает, протестуя против запрета передач с воли. Я начал голодовку раньше остальных, своевременно известив прессу. Зато набираем тюремного чая, а сегодня я отоварился на 4 лата сигаретами в магазине – хитрожопый мертвец! Вот и дневник начал – в день покупки тетради.