Лимонная планета
Шрифт:
— Никто, — ответили разом все присутствующие, и от такой неожиданности переглянулись.
— С кем было меньше конфликтов?
Все молчали, Херберт пожал плечами.
— Хорошо, — продолжала Дженни, — есть информация по вождям крупных родов?
Херберт снова уткнулся в планшет, набрал несколько запросов, и на экране появилась разноцветная схема и несколько треугольных рыл, напоминавших раскрывшиеся еловые шишки.
— Почему такие фотографии плохие? — спросила Дженни.
— У микрожучков объективы быстро забиваются песком, переговоры и перемещения пишутся лучше. Да зачем вам их фотографии, они же одинаковые как тарелка с креветками…
— Херберт! — прикрикнула Дженни.
— Нет,
— Так мало? — удивилась Дженни.
— Зато взрослеют всего за год.
— Мне казалось, они должны жить до ста как панцероиды Большого Шелла, они же так похожи.
— Вы, главное, не ляпните такого на Большом Шелле, — усмехнулся Херберт. — Они люто ненавидят рецидов с момента, как мы их открыли. Для них это как древнему мусульманину показать обезьяну и объяснить, что человеческий род точно произошел от нее… — Херберт снова покачал головой: — Нет, это разные виды.
— Но есть гипотеза ковчега! — с жаром возразил Мигулис.
Херберт даже подпрыгнул:
— Бред! У Шелла никогда не было космических технологий, ни до Катастрофы, ни после! Вы бы еще вспомнили гипотезу расколовшейся планеты! И гипотезу божественной эвакуации! И магической телепортации!
— Телепортация бред, — согласился Мигулис. — А раскол планеты, скажем, от метеорита, по-моему вполне научная…
— Чушь! — взвился Херберт. — Вам же Петерсон, профессиональный планетолог, столько раз объяснял, а вы опять! Шелл — планета земного типа! Спутник Ич-Шелл — тяжелый планетоид из свинца и тория! Как они могут оказаться обломками одного тела?! Только полный кретин…
— Стоп и тишина! — перебила Дженни. — Вождь второго племени моложе?
Херберт пришел в себя и глянул в планшет.
— Вождь у Гтох совсем молодой, ему два года. Единолуп.
— Очень хорошо, — подытожила Дженни. — С ним и будем работать, это будет наш Сансан.
— Простите? — переспросил Мигулис.
— Общий термин для вождя примитивного общества, — объяснила Дженни. — Происходит от «сын солнца». У любых культур ниже третьего уровня верховный вождь всегда объявляет себя второй персоной мироздания: Сыном Светила, Посланником Неба или Наместником Бога. Понятно, почему он персона вторая, а не первая? — Дженни оглядела конференц-зал. — Основной закон первобытного общества — диполь власти и подчинения. Власть без подчинения не укладывается в сознание, как палка с одним концом. Поэтому вождь должен предъявить своим рабам точку собственного подчинения, даже если ее нет. Поза раба — всегда у ног, выше подданных стоит вождь, а точка подчинения вождя, значит, должна быть совсем наверху — гипотетическое продолжение вертикали власти. А наверху что? Небо, светило и божества. Это всеобщий закон. Наша задача — вклиниться в эту вертикаль: для своего народа вождь останется Сыном Света, но будет подчиняться Властелину Света. То есть — вам, полковник.
— Что?! — изумился Гаусс. — Я Властелин Света?!
— Можем придумать вам другое имя, например Санта Гаусс. Важно, что вы — комендант, авторитет, вас они знают и боятся, вас надо вклинить в диполь подчинения и замкнуть власть на себя. — Дженни снова повернулась к экрану: — Выведите мне снова карту… — Она нахмурилась и ткнула пальцем: — А поселения вокруг базы, которые вы сожгли, это были сплошь кочевья Гтох?
— Вообще они тут бегают вперемешку, — ответил Херберт. — Опасаетесь, что нас записали в кровные враги? Мы враги у всех племен, потому что другие, и у нас есть, чем поживиться. Наоборот: мы недавно доказали, что мы сильные враги, нас боятся и уважают. Вам их не понять, Дженни…
— Почему же, вполне. Значит, работаем с Гтох. Как вы их обычно вызываете пообщаться, полковник?
— Выезжаем на тракторе и вываливаем кучу тряпок — они любят тряпки и не нападают. Потом можно говорить через бронестекло.
Дженни покачала головой:
— Никакого бронестекла. Мы выйдем из трактора и пойдем пешком. Впереди пойдете вы, полковник, и будете выкрикивать то, что буду диктовать я, Мигулис будет переводить.
Все хором загалдели.
— Это невозможно! — кричал Херберт. — Пешком к ним ходили только фольклористы, и вот чем кончилось!
— Я ссыльный, а не смертник! — возмущался Мигулис. — Мне два года осталось!
— Что станет с базой, когда меня убьют? — говорил полковник.
Дженни подняла руку.
— Стоп и тишина! Я профессионал, автор учебников, и я точно знаю, что делаю. Если вы трусы, я бы обошлась без вас, но мне нельзя: самка в примитивных цивилизациях, где отбор идет через конкуренцию самцов, занимает униженное положение и ее не принято слушать. Поэтому идет полковник, я и переводчик. Сперва отправим маленького робота-парламентера с тряпками и заученными словами о том, что завтра в полдень вождь всех людей Гаусс явится провести переговоры со своим братом… как его зовут?
— Вот только не брат! — возразил Мигулис. — Брат — солуп, конкурент на всю жизнь. Солупов приходится терпеть, чтобы они продолжили род в случае гибели, но не стали причиной этой гибели! Солуп всегда пытается убить перволупа.
— Демагогия, — отмахнулась Дженни. — Схема предписывает использовать термин братья, значит будем использовать его.
Вдруг послышался голос Августы — оказалось, она незаметно вошла.
— Скажите, Дженни, — спросила Августа, глядя спокойными серыми глазами. — Могли они не убить Нэйджела, а взять в братья и растить как своего?
— Конечно, дорогая, именно так они и поступили, — ответила Дженни.
— Тогда я пойду с вами. Вдруг они расскажут про Нэйджела?
— Не завтра. В следующий раз, обещаю.
* * *
Тулф и свита пришли на место за несколько часов — было их сотни полторы. Первым делом они вырыли в песке множество ям, и половина родни спряталась там с топориками, прикрывшись раскидистыми ветками сиреневой мочалки. Дженни хладнокровно наблюдала изображения с камер, казалось, именно этого она и ждала. Решив, что пора, она сделала знак, первой надела кислородную маску, и все трое вышли из трактора. Дженни вдруг заметила, что на корме размашистой черной краской намалевано: «cucarachas muerte!».
— Это, — указала она пальцем, — стереть сегодня же.
— Зачем? — удивился Гаусс. — Они же не умеют читать.
— Это нужно не для них, а для нас. Мы люди. И должны оставаться людьми в любой ситуации. Сегодня же стереть.
— Если у нас еще будет это сегодня… — пробурчал Мигулис.
Они шли по ярко-лимонному песку. Было жарко, кондиционеры скафандров едва справлялись — местная звезда Ассанта висела над головами гигантским оранжевым шаром и палила нещадно. Тени были короткими. Вокруг сколько хватало глаз простиралась каменистая пустошь такого же лимонного цвета. Пустыня выглядела безжизненной, лишь местами блестело что-то вроде канав, усыпанных желтыми кристаллами, а по краям такой канавы обычно кудрявились здоровенные дырчатые лепестки капусты сиреневого цвета — единственная флора этой планеты: капуста, она же мочалка. Желтая пустыня продолжалась до горизонта, который казался совсем рядом, и где-то там поблескивали поля солнечных батарей.