Лимонный стол
Шрифт:
Но она по-прежнему была тем, что ему светило, пока он задавал корм курам, шуровал уголь, скреб по желобу со слезами на глазах, слезами, которые размазывал по скулам костяшками пальцев в резиновой перчатке. Она была его связью с прошлым, с прошлым, когда он мог остаться ни в одном глазу и все-таки ударить в гонг три раза подряд. Она могла вдруг превратиться в мамочку, но ведь и это всем требуется, разве нет? Шокки бисси, Джеко? Да, немножечко и этого. Но кроме того — ты настоящий мужчина, ты это знаешь, Джеко? Вокруг не так уж много настоящих мужчин, вымирающая порода, но ты — один из них.
Они подъезжали к Юстону. Молодой
— Привет, милая… да, слушай, чертов поезд застрял где-то перед чертовым Бирмингемом. Никогда ничего не говорят. Нет, по меньшей мере час или больше, на мой взгляд, а тогда мне еще добираться через весь Лондон… Да, конечно, займись этим… Я тоже… Пока.
Лгун убрал свой телефон и поглядел вокруг: а ну признавайтесь, кто подслушивал.
Вот так. Еще раз пробежаться по распорядку дня. Вокзал, позвонить в «Джон Льюис» в целях раннего налета за салатницей. Обед в каком-нибудь ресторанчике по соседству с пансионом: индийском, турецком, не важно. Максимальный расход 8 фунтов. «Маркиз Грэнби» — ровно две пинты, незачем будоражить казарму, слишком часто спуская воду ночью. Завтрак, лишняя сосиска, если возм. Маленькая бутылка шампанского от Трешера. Поручения интендантства: стилтон, согласно пор., резиновые кольца, согласно пор., тонкая пудра, согласно пор. В два часа Бабс. С двух часов до шести. В какую-нибудь минуту чай. Чай и бисси. Забавно, как и это стало частью традиции. А Бабс так умеет подбодрить человека, заставить его почувствовать, пусть на момент, даже в темноте, даже с закрытыми глазами, пусть на момент, что он… то, чем хочет быть.
«Вот так, мой мальчик. Домой, Джеймс, и не жалейте лошадок». Вещмешок между сиденьями, сложенный макинтош рядом. Билет, бумажник, туалетный мешочек, список поручений, теперь с добавлением аккуратных галочек. Резиновые джоники! Сыгранная с ним шутка. Ну, да-да, все обернулось шуткой над ним. Он скосил глаза на-пра-во! Сквозь завинченное окно: чересчур озаренный буфет с сандвичами, товарняк на запасном пути, носильщик в идиотской форме. Почему машинисты никогда не имеют детей? Потому что точно вовремя вытягиваются из станции. Хо-хо-чертово-хо! Вставлять резиновые джоники в список было его ежегодной шуткой, потому что они ему уже не требовались. Года и года. Бабс, когда, узнав его, начала ему доверять, сказала, что им незачем затрудняться. Он тогда спросил, а как насчет другого, а именно — штампования потомства. Она ответила: «Джеко, я думаю, эта опасность давно миновала».
Для начала все прошло согласно пор., без сучка и задоринки. Поезд прибыл точно, запрыгнул через весь город в «Джон Льюис», растопырил руку, чтобы указать габариты салатомешалки, размер узнан, отдельно чаши, увы, не продаются, но особая скидка, вероятно, выйдет дешевле, чем когда ваша супруга ее купила. Спор с самим собой, не выкинуть ли нутро салатомешалки после покупки и не объявить ли, что он сумел найти и приладить чашу, купив ее отдельно. Принято решение вручить по возвращении все, как есть. В конце-то концов, старые Руки-Крюки могут отметить один прекрасный вечер, уронив в порядке перемены нутро этой штуки. Да только с его невезением он, вероятно, снова раскокает чашу, и они будут накапливать нутро за нутром до конца жизни.
Назад через весь город. Запомнен и узнан иностранным типчиком, содержащим пансион. Монета в щелку, доклад на базу о благополучном прибытии. Очень приличное куриное карри. Две пинты, не больше и не меньше, в «Маркизе Грэнби». Дисциплина соблюдена. Никакого лишнего давления на мочевой пузырь и простату. Ночь выдержана только с одним посещением отхожего места. Спал, как пресловутый ребенок. На следующее утро улестил лишнюю сосиску. Особая скидка на маленькую бутылку шампанского от Трешера. Поручения по списку выполнены без сучка без задоринки. Вымыться, почиститься, использовать зубную пасту. Явиться для инспектирования ровно в два.
И вот тут-то особые скидки кончились. Он позвонил в звонок, представляя себе знакомые золотистые локоны и розовый халатик, уже слыша веселое хихиканье. Но дверь открыла какая-то темная женщина — и искусственная, и пожилая.
Он стоял, недоумевая, молча.
— Подарочек мне? — сказала она, возможно, просто завязывая разговор, и протянула руку, и взяла шампанское за горлышко. Вместо ответа он крепче сжал бутылку, и они по-дурацки тянули ее туда-сюда, пока он не сказал:
— Бабс.
— Бабс будет немножко погодя, — сказала она, открывая дверь пошире. Что-то было не так, но он пошел следом за ней в гостиную, которая с прошлого года была заново отделана. Отделана под комнату шлюхи, подумал он.
— Я поставлю ее в холодильник? — сказала она, но он бутылку не отдал.
— Из загорода? — спросила она.
— Военный джентльмен? — спросила она.
— Язык проглотили? — спросила она.
Они сидели молча четверть часа, пока он не услышал, как закрылась одна дверь, за ней другая. Теперь темноволосая женщина стояла перед ним с высокой блондинкой, чей бюстгальтер предлагал ему ее сиськи, будто ваза.
— Бабс, — повторил он.
— Я Бабс, — ответила блондинка.
— Ты не Бабс, — сказал он.
— Как скажете, — ответила она.
Две женщины переглянулись, и блондинка сказала небрежно и жестко:
— Послушай, дед, я буду та, которая тебе требуется, ладно?
Он встал. Он поглядел на двух шлюх. Он объяснил медленно, так что самый зеленый новобранец мог бы понять.
— А! — сказала одна из них. — Так вы про Нору?
— Нору?
— Ну, мы называли ее Норой. Сожалею. Нет, она нас оставила месяцев девять назад.
Он не понял. Он подумал, они подразумевают, что она переехала. Затем он снова не понял. Он подумал, что она была убита, погибла в автокатастрофе или еще как-нибудь.
— Она же была уже довольно пожилой, — в конце концов сказала одна из них, как объяснение. Наверное, вид у него стал свирепым, потому что она добавила довольно-таки нервно: — Извиняюсь. Ничего личного.
Они откупорили шампанское. Темноволосая принесла не то — бокалы. Они с Бабс всегда пили из стаканов. Шампанское было теплое.
— Я отправил открытку, — сказал он. — Церемониальный меч.
— Да, — ответила она без всякого интереса.
Они допили свои бокалы. Темноволосая сказала:
— Ну, так вы все-таки хотите того, за чем пришли?
Он, собственно, об этом не думал. Наверное, он кивнул. Блондинка сказала:
— Хочешь, чтобы я была Бабс?
Бабс была Норой. Вот что вонзилось ему в мозг. Он почувствовал, что снова свирепеет:
— Я хочу, чтобы ты была тем, что ты есть.
Две женщины переглянулись. Блондинка сказала твердо, но не убедительно: