Лимузин
Шрифт:
И как раз в тот момент, когда он читает безумно увлекательную статью о ротвейлерах, на верхней части экрана появляется зеленая шапочка с надписью: «Братишкее вызывает».
Никита сглатывает. Он как раз едет сейчас к нему, чтобы узнать почему целую неделю от него ни слуху ни духу. И, только он подносит палец к зеленому кружочку, вызов пропадает.
– Единицы что ли экономишь? – спрашивает Никита и звонит сам.
Несколько гудков – четыре или пять. Никита уже думает, что Олег не ответит, как из динамика раздается до
– Ну че ты издеваешься?! Сначала маякуешь, а теперь трубку не берешь!
Олег отвечает не сразу.
– Да я тут… просто сначала звонил… а теперь передумал и решил… в туалет сходить.
Никита хмурится.
– Все нормально, Олег?
– В принципе… да.
– Я сейчас в городе. Сюда перевели от нас Арину, ты знал?
– Арину?
– Ту девушку, которую мы… встретили на кладбище. Помнишь?
– А… да.
– Она теперь здесь. Наши спецы решили, что такую серьезную симптоматику должны лечить в столичной клинике…
Олег молчит.
– Олег, – произносит Никита, – я сейчас заеду.
– А… не, Никит, не надо. Я просто… не дома.
– Не дома? А где?
***
– За городом, у одной… подружки, – он лжет, ибо стоит посреди своей однокомнатной квартиры, глядя на свою постель. Его лицо покрывают огроменные капли пота. – Ладно, я пойду, а то и так сортир долго занимаю.
– Ты со мной из сортира разговариваешь что ли? – раздается голос брата. – И стой… у тебя что, появилась девушка?
– Да… но… это несерьезно. Наверное, мы считай что расстались.
– Через… неделю?
– Ага. Ладно, давай, а то мне надо жопу вытереть.
– Ладно, давай тогда… а ты скоро дома будешь? Я могу подождать возле твоего подъезда. Я же, вообще-то, к тебе ехал, хотел поговорить.
– Давай я позвоню тебе позже, и скажу, где мы встретимся, ок?
И Олег сбрасывает вызов.
Его руки, покрытые запекшейся кровью, дрожат.
Он смотрит на окровавленную постель, в которой лежит неизвестная ему красотка. Вот только все, что от нее осталось – это нетронутая голова и почти обглоданный скелет.
Олега тошнит. Его вырвало уже трижды. Один раз прямо в постель, и два раза на пол. Он в панике. Отчасти оттого, что среди его рвотных масс обнаружился непереваренный пирсинг этой девушки, но еще больше, что до сих пор ощущает у себя во рту привкус ее крови.
***
– Пора делать укольчик, – говорит медсестра, подходя к Арине. В одной ее руке шприц с уже набранным препаратом, а в другой – смоченная спиртом ватка.
Медсестра привыкла, что Арина почти сразу же ложится на койку и оголяет ягодицу, но сегодня она продолжает стоять к ней спиной, глядя в окно.
– Арина, у меня мало времени. Давай ложись, – говорит она, и Арина поворачивается. Она смотрит ей прямо в глаза, чего не было еще ни разу. Никакой неуверенности во взгляде, никаких перебирающих движений руками.
– Укольчик? – спрашивает Арина, и медсестра понимает, что что-то не так. Но не успевает среагировать – очень шустро девушка выхватывает у нее шприц и с размаху вводит иглу в пятую точку самой медсестры. – Так получи его сама, жирная сука!
Медсестра держится за зад, разворачивается.
– Ах ты маленькая дрянь! – кричит она и хочет врезать той по лицу, как вдруг ее рука замирает в воздухе и будто немеет. Арина смотрит ей прямо в глаза. Ее брови сведены к переносице, а во взгляде ощущается ярость, смешанная с нескрываемым презрением.
– Надо же, – хотя во взгляде ярость, в голосе проступает интерес, – сорокалетняя целка…
Медсестра раскрывает от изумления рот.
– Неужто за полвека ни один мужик так и не отважился тебя поиметь? – она усмехается. Усмехается над ней! – хотя… может, это и к лучшему – незачем продолжать столь уродливый род. А теперь… открой чертову дверь.
Ноги медсестры повинуются. Она не хочет выполнять приказ, но выполняет. Она медленно идет к выходу и открывает дверь.
– Сейчас ты выведешь меня отсюда, а затем зайдешь в туалет, и там вскроешь себе вены. Ты поняла?
– Да, – произносят губы медсестры, но сама она в панике, ее охватывает ужас. Она хочет закричать, позвать на помощь, но у нее не получается.
– Куда вы? – спрашивает постовая, и она хочет закричать: «Позвони в полицию! Меня загипнотизировали!»
Но вместо этого выдает:
– Борисыч сказал отвести эту дурочку в душ, будто мало ей раза в неделю!
Она даже слышит, как ее губы усмехаются, вот только внутри она готова рыдать. Она пытается молить о пощаде, но лишь молча следует указаниям. Сначала она выводит ее из здания, затем отдает Арине одежду одной из медсестер; ждет, пока та переодевается, садится за руль своего «Гольфа», вывозит Арину с территории, отдает ей ключи, а затем идет назад.
Спросившему о том, где ее машина, охраннику она показывает оттопыренный средний палец и запирается в туалете. Режет свои руки – вдоль, а не поперек; и, пока еще сознание ее не покинуло, пишет своей же кровью на стене: «Я плохо себя вела. Я – сорокалетняя целка».
И затем, с улыбкой на лице, но слезами в душе, ждет, когда сознание ее покинет.
Глава 6
Агния: «ты видел что сейчас в москве твориться? я новости смотрю просто в шоке!»
Сообщение улетает. Через секунду всплывает до боли полюбившееся «Панкратий пишет…»
Панкратий: «Я не смотрю новости», – наконец, приходит от него.
И немного погодя.
Панкратий: «И что творится?»
Агния: «да я в шоке ваще! прикнь тринадцать девушек найдены мертвыми прикинь!»