Линейный крейсер «Михаил Фрунзе»
Шрифт:
В двадцатые в башне было неуютно. С подволока капало, зимой намерзало сосульками, по стенам текло, в рукомойники таскали воду ведрами. По обоям бегали тараканы, в постельном белье сидели засады клопов – численности если не стратегической, то, как минимум оперативной. Теперь -сухо, тепло. Постельное белье – жесткое от крахмала, каждый вечер откуда-то берется свежее. Удобная мебель, водопровод, в том числе горячий. Лифт быстр и бесшумен: не нужно ломать ноги на крутой лестнице.
Снаружи башня тоже хороша. Над белеными стенами в два яруса возвышается кирпично-красный
Заменили на рубиновую, с подсветкой изнутри, а старую подарили морякам. Им ведь привычно медяшку драить? Вот и звезду чистят, по вечерам подсвечивают снизу прожектором… Блестит, символизирует, затемно возвращаясь – не заблудишься. Полезная вещь.
Звезду сделали те самые люди, с которыми Михаил теперь работает – центральное конструкторское бюро морской авиации. Их ради украшения Кремля отвлекли от проектирования самолетов… А самолеты у них получаются, пожалуй, красивей самоцветных звезд!
Взять тот же И-«девятнадцатый» – достойный ответ «мессершмитту». Сам Косыгин на «немце» пока не летал, но в кабине посидеть довелось, как и послушать рассказы летчиков-испытателей, что облетывали трофей испанской войны. Тот годится, чтобы драться с лицензионными «ястребками»-«хоками» один на один – чуть шустрей на вертикали, чуть хуже на вираже.
«Девятнадцатый» кроет немца по всем статьям, кроме цены. Дюраля на него уходит прорва, плюс новенькие моторы, едва освоенные в серии, и оттого дорогие. Косыгину приходится это учитывать. Он не просто моряк и летчик.
Его задача – следить, чтобы конструкторы выдали не самолет, который они хотят-мечтают сделать, а тот, который нужен флоту.
Здесь сказка заканчивается, начинается работа, каторжная – хотя основная нагрузка и приходится на горло. Даже в рамках задания, что официально выдал наркомат флота, можно сделать машины, не имеющие между собой ничего общего, кроме наличия крыльев, пропеллера и пилота внутри. Михаилу чуть не ежедневно приходится делать неочевидный выбор: то между хорошим и хорошим, то между плохим и плохим.
Что нужнее морскому истребителю: бронеспинка, что может спасти пилота от вражеских пуль – или дополнительные баки, что позволят продержаться в воздухе лишний час? Это тоже может решить исход боя и судьбу летчиков.
Чем лучше пожертвовать – узлом скорости или километром высотности?
Что важнее: спроектировать самолет, что можно пустить в производство прямо сейчас – или сосредоточиться на модели, ради которой придется перестраивать производство, но против которой у нынешнего конкурента шансы невелики?
Потому самое важное и захватывающее – не «бочки» или иммельманы, а расчерченный тушью ватман. Люди старались – что творцы, что чертежники, а тут подходит «батя», он же – «генеральный», он же – начальник главного управления морского авиастроения наркомата оборонной промышленности. «Король морской авиации», Николай Николаевич Поликарпов. Подойдет –
Между прочим, за чертежными досками сидят не только заслуженные спецы с залысинами. Много комсомольской молодежи – и не только парней. Есть девушки, и одна – настолько хороший инженер, что ей поручена разработка шасси новой модели. Елена Петровна – взрослое, не по годам, имя, на службе. Леночка – когда идет с Косыгиным в кино. Идет под руку, держится за черный с золотом рукав кителя так, что кажется – не отпустит никогда и ни за что. Но куда ей деваться? Моряк не может не ходить в море, и Москва в судьбе Михаила явление сугубо временное, вроде сказочного сна. Полная удобств жизнь в средневековой башне, принцесса у кульмана…
Чудовища, которых нужно побеждать.
В роли дракона выступает бумага – обычная, сероватая канцелярская бумаженция, покрытая ровными рядами окатистых бюрократических слов. С такой бумаги и началась история «сверчка».
В памяти Косыгина живет пронизывающая стужа осеннего утра. Злой ветер норовит пробить пальто или, на худой конец, сорвать фуражку. Шелест шин по асфальту, с фанерным шуршанием взлетает из-под колес желтый лист…
Знакомая машина. Скромный, не начальнический, кремовый цвет. Характерный капот бьюика – в Союзе автомобиль производится как ЗиС-103.
Распахнулась дверца. Из салона пахнуло кожей.
– Михаил Николаевич, садись. Есть дело…
Такая манера у «генерального» собирать утренние совещания. Опытный завод аж в Химках, пока автомобиль домчит, успеется поговорить о многом.
Косыгин оглядывается: кто соседи?
Широкое, с толстыми губами, лицо Швецова. У Аркадия Дмитриевича тяжело набухли мешки под глазами. Много работы у главного двигателиста «Красного Кертисса». Сейчас он, вместе с американскими специалистами, доводит двухрядную звезду: она нужна Союзу, она нужна и фирме «Кертисс-Райт», поскольку такой двигатель почти готов у «Пратт-Уитни».
Капиталисты и друг с другом секретами делятся неохотно – это же деньги! Кто успеет первый – снимет сливки с огромного военного рынка. С другой стороны, никто не знает, где заканчивается фирма «Кертисс» и начинается наркомат оборонной промышленности СССР. Интерес у них выходит общий.
А кто рядом с водителем? Сам Чкалов! Становится интересно. Валерий Павлович – капитан первого ранга, начальник центра тактической подготовки морской авиации. После того, как он разбился в тридцать восьмом на «девятнадцатом» – чуть-чуть не насмерть, к опытным машинам знаменитость допускают редко. Его дело выжать из серийного аппарата все, причем дважды: раз в небе, другой на бумагу, словами и схемами. Нужно, чтобы строевой летчик знал, на что способен самолет по гамбургскому счету. Чкалов ведь что сочтет нужным, то и напишет, нелицеприятно для заводов и конструкторов – какие могут быть рычаги давления на человека, которому безоговорочно верит Сталин? И – что ему здесь нужно?