Линии Леи
Шрифт:
Через секунду поезд остановится. Надо было что-то предпринять, но идей в голову не приходило. Оставалось только играть дальше, не выпадая из логики.
– Ну какой «мужик»? Что ты говоришь? Это же я, Вадим! Мы же с тобой в один детский сад…
Мужик так обалдело глянул на меня, что я понял: с детским садом перебор. Но руки не убрал. Наоборот, вцепился крепче в куртку и потянул к зашипевшим пневмозамками дверям:
– Слушай, а пойдём со мной? Я тут знаю место, посидим, вспомним детство…
– Отвали от меня! – рявкнул, не выдержав наконец, незнакомец. –
Он оттолкнулся от меня и сунул правую руку за пазуху. Всё, грань, понял я и примирительно поднял ладони, отступая.
– Да ладно, ладно, не горячись! Ну попутал малёха, с кем не бывает?
Мимо нас протискивались к выходу рассерженные неожиданным препятствием пассажиры. Незнакомец с удвоенной энергией полез им навстречу, напоследок бросив в мою сторону ещё один ненавидящий взгляд.
В торце вагона гулко брякнуло. Послышался возглас: "Во дурак! Откуда у него ключи?" Я даже привстал на цыпочки, чтобы разобраться, что произошло. Но успел лишь увидеть, как из промежутка между вагонами на перрон спрыгнул человек в серой кофте с капюшоном и большими скачками скрылся за колоннами.
– Ыы! – Взвыл облапошенный преследователь, бросаясь назад, к дверям.
Правильно, откуда у него возьмутся ключи от торцевой двери? Хм, а откуда они, действительно, взялись у Оболтуса?
– Сёма, ну что, вспомнил? – как дурак, я воссиял новой улыбкой и широко расставил руки для объятий.
– Пошёл вон с дороги, урод! – заорал незнакомец и выхватил пистолет.
"Макаров, девять миллиметров, восемь патронов в обойме", – отметил я. Испуг разыгрывать не было нужды, он получился естественным. Я послушно шатнулся вбок, освобождая проход.
Двери зашипели, закрываясь, но бандит одним прыжком оказался между створок. Извиваясь ужом, он вывернулся наружу и побежал по платформе. У машиниста моргнула индикация не закрывшихся дверей, он повторно нажал кнопку – приоткрыл их и захлопнул их ещё раз.
Когда вагон нагнал незнакомца, тот уже не бежал. Шёл, матерясь и запихивая пистолет в кобуру. Оболтуса поблизости не было видно. Разглядеть меня в ускоряющимся поезде бандит вряд ли бы смог, но проклятия, посылаемые вслед, я ощущал в тот момент почти физически.
– Ты понимаешь, что я тебя посажу? Ты хоть понимаешь, во что вляпался?
– Не-а, – ответил я, наивно хлопая ресницами.
Я и вправду не понимал.
– Ну ничего, ещё поймёшь! – заверил мужчина напротив и с преувеличенной брезгливостью бросил на стол мой паспорт. – Понаехали тут!
Переигрывает. Нет, кого попроще он бы вполне мог выбить из колеи этими цирковыми приёмчиками. Самый простой способ разговорить человека – цеплять его за эмоции. За страх, за совесть, за возмущение. Мужик явно тёртый, перебирает все варианты технично, быстро, не удивляясь промахам и не рефлексируя над ними впустую. Это я должен нервничать, а для него это рутина.
– Во-первых, вы так и не сказали, кто вы такой, – заметил я.
Нет, ну а с какой стати ему подыгрывать? У него работа, а мне рабочий день окончательно сорван. Уже битых два часа торчу в опорном пункте под замком, наручники впились в кожу, бок в районе печени ноет. Ещё и этот зуб снова разошёлся, будто и не лечили. И жрать охота – мочи нет, так что…
– Во-вторых, все граждане в нашей стране равны в правах, независимо от места прописки.
– Грамотный? – притворно «купился» собеседник и охотно начал развивать способ контакта через взаимный интерес. – Ты юрист что ли?
– Да, что-то вроде того.
– А кем работаешь?
"Сам-то ты опять от этого вопроса увильнул", – подумал я.
– Консультант в юридической фирме.
– Адвокат, что ли?
– Почти. Консультант в службе рисков. Проверяю документы на достоверность, нахожу поддельные оригиналы и переделанные копии. Собеседования провожу, оцениваю клиентов на добропорядочность. Выявляю шулеров. Некоторые люди, знаете ли, любят пудрить окружающим мозги. А вы?..
Он едва успел метнуть в меня возмущенный взгляд, но я тут же добавил:
– …кем работаете?
Мужчина снова взял со стола мой паспорт, покрутил в руках, раскрыл на странице с фотографией. У меня появилась уверенность, что он и без повторного изучения помнит все записи в моём документе, до последней цифры. Просто обдумывает услышанное, тянет время. Но имя и должность упорно не говорит, а это может быть плохим знаком. Потому что, чем дальше, тем меньше он похож на полицейского.
Нет, ни капли сомнения, что задержали меня настоящие полицейские. И опорный пункт тоже самый настоящий, прямо на выходе со станции. Я мимо него дважды в день прохожу, пять раз в неделю. Остановили, проверили документы и скрутили, наподдав чуток для профилактики сопротивления – это всё было настоящим, по всем правилам. А вот дальше…
Собеседник играл грамотно, красиво, профессионально. То давил криком, то угрожал тюрьмой, то уверял, что и так всё знает, но моё признание ещё пока может облегчить ситуацию… Но он с самого начала забыл напугать меня своей страшной должностью, типа старшего следователя по особо важным делам.
Потом, он ни разу не попытался завалить меня номерами статей из кодексов, которые я нарушил. А так бывает, когда должность у спрашивающего совсем не страшная, а статей закона он не помнит. Или не знает. Не знать статьи, которыми следователь должен по три раза оперировать каждый день, можно только в одном случае, если это вовсе не твои статьи, твой круг интересов совершенно в иной сфере.
Короче, через пятнадцать минут после знакомства я почти уверился, что это не полицейский. Билась эта уверенность только о навыки собеседника профессионально вытягивать информацию. Он явно был неплохим психологом и хорошо осведомленным… Кем?
– Своими действиями, – теперь его голос был ровный, спокойный, предназначенный для давления на людей, не поддающихся эмоциям, – вы сегодня способствовали побегу особо опасного преступника. Террориста.
Ох, даже так?
– Да-да, именно так!