Линия красоты
Шрифт:
— Конечно, обязательно позвоню, — говорила она. — Ник мне даст твой телефон.
Хотелось бы Нику, чтобы Тоби поделился с ним своей самоуверенностью! Сам он умирал от неловкости, более всего потому, что проболтался о Лео, назвав его своим бойфрендом.
Наконец Тоби сказал:
— Ладно, Пипс, нам в самом деле пора.
И Ник на мгновение успокоился и даже развеселился — уж очень дурацким показалось ему уменьшительное «Пипс».
Но мгновение спустя, когда они с Лео остались вдвоем, стыд и неловкость вернулись и усилились тысячекратно. Оба
— Ну что, — сказал наконец Ник, — куда пойдем?
— Не знаю, бойфренд, — ответил Лео.
— В кофейню? — упавшим голосом продолжал Ник. — В индийскую закусочную? Или, может, просто съедим по бутерброду?
Больше ему ничего не приходило на ум.
Лео устремил на него загадочный взгляд.
— Мне и вправду сейчас кое-чего хочется, — вкрадчиво сообщил он. — Только не бутербродов.
Ник не осмеливался даже предположить, о чем он говорит.
— А-а… — жалко протянул он.
Повернув голову, Лео хмуро взглянул на соседний прилавок, ставший свидетелем страданий Ника, — прилавок, где высилась, блестя намеками на домашний очаг, горка мутно-зеленой и коричневой посуды, и сказал:
— У старины Пита, по крайней мере, с местом проблем не было. А нам с тобой куда идти?
Неужели это единственная проблема, единственное препятствие?..
— Да, мы с тобой бездомные, — сказал Ник.
— Бездомная любовь! — проговорил Лео и, подумав, пожал плечами и кивнул, словно решил, что для песни это название придется впору.
Перед ужином Ник улучил момент, чтобы отдать Рэйчел плату за два месяца. Выплаты всегда проходили неловко — так получилось и в этот раз.
— Боже мой, Ник! — проговорила Рэйчел так, словно две десятифунтовые бумажки были странной, но милой причудой, вроде праздничного торта или букета цветов.
Ник застал ее посреди кухни с банкой абрикосов в руках, и теперь она оглядывалась кругом, не зная, куда ее поставить.
— Ну, если ты уверен, что это необходимо…
Ник пожал плечами, громко вздохнул, сказал:
— Боже мой, Рэйчел!
Он только что истратил пять фунтов на такси, вообще в последнее время деньги у него разлетались моментально, и, откровенно говоря, он предпочел бы не платить.
— Что ж, спасибо…
Рэйчел взяла деньги и застыла, раздумывая, куда их положить. В это время снаружи послышался громыхающий топот ног по железной лестнице, спускающейся в сад, а в следующий миг на кухню ввалились Джеральд и Бэджер Броган, красные и разгоряченные теннисной партией. Джеральд заметил передачу денег и одобрил ее едва заметным кивком, а затем воскликнул:
— Чистая победа! — и бросил ракетку на скамью.
— Хорош врать, Федден! — откликнулся Бэджер. — Рэйч, у нас в третьем сете было 6:4.
— Ну уж и заставил я его побегать! — восторженно крутя головой, проговорил Джеральд.
— Не сомневаюсь, побегали вы оба, — суховато заметила Рэйчел.
Ни тот, ни другой игрок не готовы были на этом примириться.
— Ладно уж, — пропыхтел Бэджер, — не будем уточнять, что два очка из этих четырех были спорные…
Говоря это, он подлетел к столу, машинально взял в руки, повертел и бросил ложечку, затем — давилку для чеснока. Ник слушал, вежливо улыбаясь, хотя Бэджер был ему, скорее, неприятен — и развязным, «хозяйским» поведением в доме Федденов, и тем, что умел разжечь в Джеральде азарт, на что сам Ник не был способен, и потому, казалось, оспаривал у него привязанность Джеральда. Наконец Бэджер его заметил.
— А, привет, Ник! — проговорил он своим обычным тоном — так, что не поймешь, в самом ли деле он рад тебя видеть или над тобой издевается.
— Здравствуйте, Бэджер, — отвечал Ник, с тайной гордостью от того, что именует малознакомого человека старинным прозвищем, принятым в семье, а не скучным именем Дерек. Бэджером — «барсуком» — Брогана прозвали за изжелта-седую прядь в темных волосах.
Бэджер, в свою очередь, не скрывал, что заинтригован присутствием Ника в доме Федденов и старается разузнать о нем побольше. Этот человек вечно рыскал в поисках сплетен, задавал наводящие вопросы, перетирал старые истории и ястребом кидался туда, где замечал хоть намек на новый скандал. Вот и сейчас он с любопытством поинтересовался:
— Ну-с, Ник, как дела? Как прошел день?
— Все как обычно, — ответил Ник. — Ну, знаете, утро в библиотеке, как всегда, два часа ждал, пока выдадут книги. После обеда — занятия по библиографии, «Описание вариантов текста».
На самом деле библиографию он сегодня прогулял, а вместо этого поехал в Хэмпстед-Хит и два часа занимался любовью с Лео. Но Бэджеру об этом знать не стоило.
— Выпьешь лимонной, Бэдж? — поинтересовался Джеральд.
— Спасибо, Грохотун, — откликнулся Барсук.
Еще одно студенческое прозвище. Ник с ним так и не освоился, но Джеральду хватало такта не настаивать. Двое мужчин в пропотевших теннисках стоя пили из высоких бокалов лимонно-ячменную воду, переводили дух, широко и устало улыбались друг другу. У Джеральда еще не сошел загар, ноги его были шоколадно-коричневыми, и тугие шорты от Фреда Перри тесно обтягивали мускулистые ягодицы. Ник, смутившись, перевел взгляд на Бэджера: тот был тощим, совершенно неспортивным на вид, и его аэртексовская тенниска промокла насквозь и вытянулась спереди — похоже, он вытирал ее краем потное лицо. На ногах у него были старые скрипучие парусиновые туфли, а у Джеральда — новенькие кроссовки на толстой подошве, в которых походка делалась подпрыгивающей, и казалось, что он вот-вот оторвется от земли и полетит.