Лиорн
Шрифт:
Я стоял там, где должен был стоять, наблюдая, как предполагаемые придворные беседуют с предполагаемым императором, и ждал.
Все оказалось куда проще, чем я думал.
Заиграла музыка, я ждал, и вот когда начали выходить другие танцоры, вышел и я. Маршируя по сцене, пока не оказался в углу «края шесть», и как раз я добрался туда, танец остановился и снова началась песня; или это поразительное совпадение, или Волчок действительно знал, что делал.
В конце концов свет погас, и я следом за всеми прочими направился к сиянию ламп за кулисами.
Когда мы оказались там, я продолжал
— А мне что делать? — спросил я у соседа — тсалмота.
— Если ты закончил, смывай грим.
Предложение звучало слишком разумно, чтобы спорить, так что я отправился в гардеробную и сделал все, что смог, и наверное, у меня получилось, во всяком случае, в зеркале никаких следов от смытого грима я не рассмотрел.
А еще, вопреки высказанному в мюзикле мнению, никаких новых морщин на физиономии не заметил.
— А с костюмом как дальше быть? — спросил я у сидящей рядом креоты.
— Следи, чтобы он не помялся, — сказала она, — или Булавка тебя повесит на вешалку головой вниз и будет использовать в качестве одежного манекена.
Из чего я заключил, что безопаснее будет костюм снять и аккуратно повесить на эту самую вешалку.
Девочка на побегушках как раз оказалась свободна, и я вручил ей пару медяков и послал сообщить Крейгару, что он мне нужен здесь, сам же остался среди актров, наслаждаясь теплыми и счастливыми ощущениями, которые возникают, когда не надо ничего больше делать по крайней мере в ближайшие часы. Ну, им, наверное, надо, но ведь не мне. В конце концов я спустился к себе в «норку», аккуратно повесил драконлорда на крюк в двери и надел прежнюю свою шкурку. И когда Леди Телдра вновь оказалась у меня при бедре, я внезапно осознал, что все это время мне было очень неудобно, что мы не вместе.
Затем поднялся обратно, обошел «край шесть» и попал в зрительный зал, где устроился в углу и наблюдал за первой половиной второго дня мюзикла.
Попытался совместить происходящее на сцене с тем, что успел прочесть о реальной истории, однако получилось не так чтобы очень.
Когда представление закончилось, Пракситт объявила:
— Обсуждение через тридцать!
Уж не знаю, что она имела в виду.
Я прошел за кулисы, намереваясь провести время с труппой — среди них я чувствовал себя до странности своим, вопреки всем моим иным обстоятельствам. Однако вид у всех у них был мрачный, разговоры стихли, и у некоторых физиономии выглядели явно виноватыми. У меня возникло впечатление, что если я спрошу, что не так, меня порвут голыми руками, так что я просто пристроился в тихом уголке. Попытался прислушаться, надеясь как — то понять, почему все сидят такие подавленные, но ничего не услышал.
Хотел уже было махнуть рукой и вернуться к книжке, когда народ потянулся обратно на сцену. Не зная, чем бы еще занятья, я присоединился к ним.
Все — актеры, рабочие, музыканты, танцоры, певцы — утрамбовались на подмостках. А перед нами, как Три Дзура на мосту Форвинар, замерли Пракситт, дирижер, технический директор и хореограф. Да, знаю, их было четверо, но вот именно такое впечатление возникло.
Мы, однако же, не ринулись на них в атаку.
— Что ж, —
Раздалось несколько смешков, и я понял, что это еще одна театральная примета, которой я не знаю.
Пракситт продолжила:
— Тисс, начнем с тебя.
— Ладно, — ответила глава техперсонала. — Край Четыре…
— Знаю, знаю, — донесся голос атиры откуда — то справа. — Акт два, сцена четыре, забыла сделать синий.
Тисс кивнула.
— И еще давай чуток ослабим оранжевый в один — три в день второй.
Дальше…
Мы были там больше часа, просто стояли. Я в основном пропускал это мимо ушей, прикидывая, смогу ли просочиться и ускользнуть, чтобы никто не заметил. Иногда я завидую Крейгару. А потом я услышал свое имя, и немедленной моей реакцией было — ух ты, тут еще кого — то зовут Влад. Начал было осматриваться, выискивая, кто это такой, и тут понял, что Пракситт обращается ко мне.
— До начала танца. Ты гвардеец. Ты не должен обращать внимания на то, что творится при дворе, ты должен следить, чтобы никто не вошел. Придумай себе, где будет дверь — скажем, дверь из лобби напротив «края три» — и сосредоточься строго на ней, пока не придет пора маршировать.
Я почувствовал, как лицо наливается краской, но ответить не успел — она уже занялась кем — то еще.
М-да, вопросов нет. Постоянно этим я заниматься не смогу, иначе точно будет куча трупов.
В конце концов сия ордалия наконец завершилась, и мы снова убрались за кулисы.
«Эй, босс. Мы тут голодаем.»
«Ага, я тоже, если так подумать. А, ну да. Они же так и не раздавали обед. Наверное, потому что пришлось впихнуть полтора дня в один.
Неудивительно, что это никому не нравится. Сейчас спрошу кого — нибудь.»
Спрашивать, так уж вышло, не понадобилось. А еще, так уж вышло, на сей раз еда во всех отношениях отличалась от того, что мы получали обычно.
Самую большую из столярных мастерских вымыли, сдвинули столы и принесли еду, явно заказанную откуда — то. Я учуял ее запах еще когда мы спускались по лестнице, и пахло чем — то таким, что я вполне готов был съесть и получить удовольствие.
Мы выстроились в очередь, и я снова сумел не воткнуть кинжал в спину впередистоящего.
На столах оказалась чечевичная похлебка, в которой, хвала Вирре, было достаточно тмина и не слишком много тимьяна; а еще устричное суфле, вынужден признаться, совсем новое для меня блюдо; а также фаршированные яйца с восточным красным перцем, которые показались мне невероятно вкусными, а еще кетна, целиком запеченная на медленном огне в меду с горчицей и вином. А, и еще там стояло вино и пиво. Я попробовал вино — дешевое, но приемлемое.
Мне нужно было уйти в другую комнату, чтобы поделиться едой с джарегами, и тогда ни с кем бы не получилось поболтать, однако здесь была еда, на которой я всецело сосредоточился. Мне так недоставало еды. Ведь еда — это мое самое любимое блюдо.
Я направился было за добавкой, но тут меня поймала Вик.
— Ты хотел низкорослого актера, — сказала она, опустив всякие преамбулы.
Я кивнул.
— В общем, нашла я тебе такого. Зовут Ибрик. Будет здесь часика через два. Тряпочник его впустит.