Лиорн
Шрифт:
— «Плачущий паяц», это театр на Северном холме.
— О! Да, в театрах обычно установлена очень хорошая защита от волшебства, хотя я не знаю, почему так.
— Я тоже. Из того, что я узнал от Влада, это как — то связано с изменением цвета освещения.
— Но это же бессмыслица.
— Ага, я тоже так подумал.
— Ну ладно. Раз все это должно быть в театре, получается, я не смогу это сделать так, чтобы она не заметила.
— Ага, мы тоже так решили.
— Хорошо. Где и когда?
— Я добыл тебе билет на вечер премьеры. Э, а как ты вообще относишься к мюзиклам?
—
— Тогда у тебя будет такая возможность. Ну, в основном. А теперь подробности…
Я досмотрел репетицию до самого конца и, ну, ладно, не так уж вышло плохо, правда, финал меня несколько удивил, и я не был уверен, что должен был почувствовать. Возможно, в этом и крылся смысл. Когда Пракситт объявила обсуждение через тридцать, я убрался оттуда — потому что полагал, что мне не стоит слушать, как унижают других актеров, где я не задействован, а еще — потому, что так могу встать первым в очередь за едой. Второе мне удалось сполна, хотя я и чувствовал себя несколько виноватым, поскольку в сегодняшней репетиции не участвовал вообще.
Впрочем, вина эта совершенно не помешала мне насладиться толстыми ломтями виннеазаврятины с острой медовой корочкой и томатами, а также молодыми клублями, обжаренными с розмарином и белосеменем. Еще на столе были коренья сон — травы с чесноком и красным винным уксусом, неплохо, но я такое готовлю лучше. Просто излагаю факты.
Тарелку и винный кубок я прихватил с собой в маленькую гардеробную дальше по коридору, чтобы покормить Лойоша и Ротсу не под перекрестьем взглядов.
Пракситт нашла меня как раз когда мы это закончили и сказала:
— Господин Талтош.
— Хмм?
— Только что прибыло отделение гвардейцев Феникса.
— О, звучит как — то не очень хорошо.
— Так — то ничего страшного, они просто загодя проверяют территорию перед посещением Ее Величеством завтрашней премьеры.
— А, ну тогда да, есть смысл.
— А есть ли причина, по которой вы не проинформировали меня, что она приняла приглашение?
— Ой, — сказала я.
— Хмм?
— Эмм, а можно мне буквально пару секунд подумать, чтобы изобрести ложь поправдоподобнее?
— Иными словами, вылетело из головы.
Я вздохнул и кивнул.
— Прости.
Она хохотнула.
— Ладно, ничего особо страшного не случилось. Декораторы сумеют соорудить для нее нечто подходящее. И конечно, я крайне польщена, что она будет в зале.
— Что ты имеешь в виду насчет «соорудить для нее нечто подходящее»?
— Своего рода Императорскую ложу, чтобы там осталось место и для ее охраны. Прямо сейчас прибывшие гвардейцы Феникса нами не особенно довольны.
Я пожал плечами.
— Глупо. Императрицу защищает Держава; вся эта мишура ей ни к чему.
— Знаю. Но так у них положено.
— Ну да. И как прошла вторая часть генеральной репетиции?
— Ужасно.
— А. Ну что ж. А как идут предварительные продажи?
— Примерно так же, но тут я не волнуюсь. Мюзиклы Северного холма всегда показывают поганые предварительные сборы, мы поэтому специально опускаем
— Ха. Странно как — то.
Она пожала плечами.
— Знаю, в театрах Дворцового квартала и возле Канала оно по — другому, но здесь все работает именно так. Ну а дальше все зависит от того, какие пойдут отзывы и слухи.
— Ты нервничаешь?
— Ты что, болван? Нервничаю, конечно.
— Ну да. Прости.
— А ты?
Я задумался, потом рассмеялся.
— А знаешь, что? Я куда больше нервничаю насчет тех пяти секунд, когда буду маршировать по сцене, чем насчет того, сработает ли весь мой план.
Она рассмеялась.
— Уж прости, что я так говорю, но меня это успокаивает.
— Ну еще бы.
Она похлопала меня по руке.
— Не переживай. Мы все умрем.
— Угу.
И вышла, оставив меня одного. Я спустился и вновь взял книжку, надеясь отвлечься.
«С дистанции почти трех полных Циклов плюс период Междуцарствия трудно понять тех, кто безропотно соглашался с приговорами суда. Во всех архивных записях, письмах, дневниках и мемуарах нет ни единого, где бы говорилось «я согласился с судебным вердиктом, зная, что это неправильно, однако иначе я рисковал бы расстаться с имуществом, а возможно, даже и с жизнью». И хотя с нашей перспективы достаточно четко видно, что именно подобное и имело место, должно быть не менее очевидно, что открыто этого никто не признал. Зато существуют причины и оправдания, более или менее обоснованные, согласно каковым тот или этот торговец или мелкий владетель поверил официальным источникам относительно ареста театральной труппы и продлившегося тюремного заключения Плотке.
Также, что в подобных случаях не является необычным — и отмечая резкое изменение в период непосредственно перед казнью, — те, кто готовы были открыто встать на защиту Плотке, не были объединены ни Домом, ни общественным статусом, ни идеологий, и в рядах этих сил предсказуемо возникали внутренние раздоры. Опять же, с нашей дистанции, легко ткнуть пальцем и заявить, мол, вы были бы куда сильнее, если бы хотя бы временно отложили в сторону свои различия, однако в действительности такое может произойти лишь в голове стоящего вне раздоров. Защитников Плотке разделяли пропасти глубокие и страшные — их Дома, их социальное положение, их личные жизненные интересы. Воистину, при внимательном исследовании даже удивительно, что при всем этом они сумели до такой степени объединиться, особенно против столь могущественной силы, как Империя.
Но стоит также заметить, что если в рядах защитников Плотке и имелись раздоры, сама Империя в основном была слишком растерянной, неуклюжей и медлительной, чтобы хоть как — то этим воспользоваться.
Никакой угрозы вооруженного восстания, в каком бы широком смысле ни трактовать этот термин, не было. Ну да, разбили сколько — то голов, кого — то арестовали, чья — то собственность пострадала, однако не возникало ничего такого, чтобы сколько — нибудь всерьез подорвать стабильность Империи. Иными словами, события определенно отозвались и на суде, и на Домах, и на империи как таковой…»