Лирей. Сердце волка
Шрифт:
Я с силой обрушила ладонь на каменный подоконник, ойкнув от боли. Так я все руки отобью. В воздухе опять запахло грозой, а в глазах защипало, перед лицом словно возникла пелена, и когда она прошла, охотничья процессия уменьшилась до размеров темной мохнатой гусеницы, утыканной разноцветными флажками. Протрубил охотничий рог, и все стихло.
Я вернулась к столу. Со странным сочетанием голода и отвращения проглотила клейкую остывшую массу, поморщившись, запила безвкусной бурдой, вытерла салфеткой губы.
Ну нет, Виталина. Думаешь, заперла меня в башне и забыла? Как бы не так!
Быстро подошла к комоду и распахнула дверцы настежь. Бегло осмотрела содержимое, перевела взгляд в зеркало в кованой раме на стене, нахмурилась.
Нет, это платье для выдуманного покаяния не годится. Слишком обычное. Каяться – так с помпезностью, которую обожает Виталина. На всякий случай отгородила себя ширмой от люка, Мила бы постучалась, а эта вряд ли, и быстро сдернула светло-зеленое домашнее платье с круглым вырезом и рукавами до локтя.
Пальцы заскользили по нарядам, благо их немного. Ни одного любимого, из тех, что вместе с мамой выбирали. Но мне и не нужно. Вот! То, что лекарь прописал!
Унылое серое платье с белоснежным воротником-стойкой, белыми же манжетами, скрывающими кисти рук до пальцев, черным атласным поясом и черно-белой каймой по подолу. Ужас. Прямо Серость из Ньюэйгрина, но Виталине понравится. На мне.
Теперь надо как-то скоротать время, пока сестры заняты охотой: из разнообразия церковной литературы, благополучно покрытой слоем пыли, я выбрала самое скучное и занудное: жизнеописание святой Иулии Страстотерпицы, прародительницы Церкви.
Сдула с корешка пыль, водрузила книгу на подоконник, подвинула к нему же стул и осторожно, опасаясь помять платье, присела на краешек.
Та же камеристка – кажется, ее зовут Нэн – принесла обед и не удержалась, окинула изучающую святые писания меня недоверчивым взглядом. Даже как будто замешкалась, словно ожидая, что я заговорю с ней или спрошу о чем-то. Но я даже головы в ее сторону не повернула, чинно перевернула страницу и бросила равнодушное:
– Благодарю, милочка.
Нэн как ветром сдуло.
Стоило люку захлопнуться, как я ошалело помотала головой – неужели эту церковную… хм, литературу кто-то читает? То-то церковники все такие высушенные воблы с выпученными глазами. Одного повествования, как святая Иулия преодолевала грех уныния путем истязания плоти, хватит, чтобы поседеть.
Единственное отдохновение – где Иулия ведет святых праведниц на дьявольское войско. Хотя над такими вещами не смеются, все-таки угроза нашествия оборотней в наших местах кажется не более чем сказкой, но ходят слухи, что границы удерживать все сложнее. Тут же и картинки. На первой святая Иулия бросает вызов самому дьяволу. Здесь святая чудо как хороша, гордый профиль, развевающиеся на ветру косы. Дьявол хищно щерит зубы в ответ на вызов.
Он изображается огромным черным волком.
На второй – дьявольское войско уничтожается святыми праведницами. На головах праведниц – шлемы из голов животных. Впереди войска – святая Иулия с головой рыси. Она разит врага направо и налево, ловко орудуя длинным мечом.
На третьей – Иулия разит черного зверя, то есть дьявола, замершего у ее ног, копьем в самое сердце. Язык зверя высунут, глаза горят адским пламенем. Даже на картинку смотреть страшно, даже не представляю, каково святой Иулии пришлось.
После обеда небо потемнело, и я злорадно потерла ладони. Даже святая Иулия показалась чуть ли не подругой. Сейчас как ливанет, и долго сестрицы на охоте не продержатся, а значит и мне недолго сидеть взаперти.
Небо сегодня явно на моей стороне. Задорно подмигнув парочкой молний, ударило громовыми раскатами, обрушивая на землю упругие ледяные потоки. Капли бойко застучали сразу по трем подоконникам. Я вскочила, побежала захлопывать ставни, а когда вернулась на место, увидела, как к воротам замка приближаются охотники.
Перья на шляпах сестер обвисли, вместо флагов на шестах болтаются унылые тряпки. Хоть с такой высоты лиц не видно, отлично представляю сморщенный покрасневший нос и вытянутые в линию губы на лице Виталины.
Подождав полчаса, я дернула шнурок у двери и, когда колокольчик отзвонил, крикнула:
– Эй, как тебя, Нэн!
Камеристка появилась практически мгновенно, точно караулила под дверью.
Присев в книксене, спросила:
– Что угодно мисс?
– Передай Виталине, что хочу видеть ее. Нет, не так. Передай, что нам нужно поговорить.
– Но…
– Быстро.
Нэн исчезла в люке, недоуменно вращая глазами, а я стряхнула дождевые капли со страниц книги, как раз с фрагмента, где святая Иулия наставляет сестер Кикилии Непорочной, и принялась ждать. Посланница вскоре вернулась и попросила следовать за ней. И я последовала, хоть ноги то становились ватными, то грозили пуститься вприпрыжку. Я не видела своего замка слишком долго.
Покои Виталины оказались заново отделанными голубыми незабудками, под потолком порхали новые осветительные мотыльки. В воздухе витает аромат фиалок и ванили.
Сестра, раскрасневшаяся после купальни, восседает перед зеркалом, за ее спиной две девушки расчесывают тяжелые косы. С моим появлением Виталина не обернулась, хотя в зеркале отлично видно, как я вошла.
Микаэла, конечно, тут же обернулась в мою сторону. Ее лицо тронула робкая улыбка.
Мои сестры совсем не похожи на меня, точнее, я на них не похожа. Обе высокие, темноволосые, с прямыми, точно жердь проглотили, спинами и нежно-оливковой кожей.
Моя кожа не выносит солнца, а волосы огненные, кажется, поднеси свечку – вспыхнет.