Лисёнок Ян и Кристалл Судьбы
Шрифт:
Костер разгорался. Тепло стало обволакивать его, он с наслаждением подсел поближе к огню, чувствуя блаженство первобытных людей, познавших великое благо рукотворного тепла. И вдруг, он ощутил чье-то незримое присутствие. Рядом с костром кто-то ходил во мраке ночи.
Кливерт опустил руку в пылающий костер. Не боясь обжечься, он вынул из огня горящую головешку и бросил ее в темноту. Звуки смолкли. Присмотревшись, он увидел силуэт громадного волка с блестящими, как уголья, глазами.
— Мир тебе, дух леса, — сказал Кливерт, — Ты охраняешь свои владения, но я ничего не возьму у тебя и уйду на рассвете. Дай мне лишь спокойно отдохнуть.
Кливерт поднял с земли какую-то палку и очертил магический круг на снегу вокруг своей стоянки. Он провел над кругом рукой, и тот загорелся фосфоресцирующим светом. Свет стал подниматься в небо, и вскоре Кливерт был окружен сверкающей стеной, надежно защищающей его. Он был измотан и еле держался на ногах. Едва его голова коснулась земли, он провалился в глубокий сон без сновидений.
Едва забрезжил поздний зимний рассвет, Кливерт проснулся. Выходя из нарисованного им на земле круга, он заметил черные пятнана снегу. «Откуда здесь черная кровь?» — подумал он. Кливерт стал озираться по сторонам, взглянув наверх, он увидел на ветвях голых деревьев трупы огромных черных собак. Они висели, высунув синие языки, — это были гончие псы, посланные Смоллом следить за ним. Итак, сомнений больше не было: Смолл знает все…
Часть 15. Перерождение.
Лучи утреннего света прорезали щели в занавесках. Под мерный стук колес спали пассажиры, едущие на Филлерт. Дулли не спал, он откинулся на своем сидении и смотрел в окно — на мелькание деревьев, столбов с натянутыми на них проводами, на маленькие домики, пробегающие мимо. Он не замечал, как его тело стало обретать едва осязаемые контуры, становилось тяжелее, постепенно переход подходил к концу, еще немного и он обретет человеческую плоть и кровь.
Раздался какой-то шум. В соседнем купе заплакал ребенок. Дулли почувствовал жажду и насторожился. Он сложил руки перед собой, как тираннозавр, и выглянул в коридор, принюхиваясь. Его ноздри широко раскрылись, как у доисторического животного, в поисках добычи. Он медленно заглянул в купе. Одинокий малыш надрывался от плача в своей коляске. Его мать ушла набрать воды в бутылочку для кормления. Дулли осмотрелся по сторонам и крадучись подошел к ребенку. Эта гнусная тварь питалась страхами, а что может быть проще, чем напугать младенца? Он прикрыл глаза и стал наводить морок на ребенка. О! В этом ему не было равных. Он источал вибрации ужаса и отвращения, пустоты и смертной тоски одновременно.
— Малыш, твоя мама ушла… Она бросила тебя и никогда уже не вернется, — прошипел он.
Ребенок замер, он не мог слышать слова Дулли, но безотчетный панический страх вдруг овладел им: «Мама, где она?». Тревога росла и ширилась в его сознании, он заплакал еще громче.
— Она уже забыла о тебе, ушла далеко-далеко, а, может быть, она умерла! Плачь — не плачь, это не поможет. Её уже давно нет в живых, она никогда не вернется к тебе. Бедный, бедный малыш…
Дулли стоял и с наслаждением слушал истошный рев младенца, его тело содрогалось в конвульсиях при каждой новой волне плача, но не от жалости или сострадания, он пил боль маленького человечка, пил с удовольствием прикрыв глаза. Но вот в коридоре показалась мать ребенка с бутылочкой в руке, она прошла сквозь Дулли, даже не заметив его. Она взяла ребенка и нежно прижала к себе.
— Тише, тише мой маленький. Мамочка рядом, мамочка с тобой…
Дулли вернулся в купе довольный: этой энергии ему хватит до конца путешествия. Колеса вагона мерно стучали. Ему было хорошо и приятно, впервые за четыреста последних лет боли и страданий. И вдруг, неожиданно поезд стал замедлять ход. Дулли удивился, что за станция такая? Ее не было на табло!
Он выглянул в окно. Состав подъезжал к тоннелю из ключей проволоки, вдоль которого ходили люди в серых шинелях с бластерами наперевес. Дулли заметался по вагону. Взгляд его упал на женщину с младенцем в соседнем купе — они застыли как каменные изваяния. Даже младенец, припавший губами к бутылочке, замер.
— Опять сэнмиры! Везде сэнмиры! Они остановили время, — думал он, — но для чего? Что это за место?
Он хотел было выбраться из поезда, но тут двери соседнего вагона хлопнули, скоро они будут здесь… Они найдут его, они непременно его заметят, эти сэнмиры, чтоб им провалиться… И тут случилось то, чего он давно ждал, но не мог предположить, что этот момент наступит так неожиданно: дикая боль пронзила все его тело, его сердце дрогнуло и от него к кончикам пальцев потекла живая человеческая кровь. Трансформация завершилась. Он стал человеком.
Дулли кинулся в соседнее купе, сорвал с себя старый сюртук, огляделся, схватил первое, что попало ему под руку — большой фиолетовый махровый халат, висевший на крючке возле двери — затем подскочил к люльке и взял в руки ребенка. Он отвернулся к окну, держа ребенка на руках и замер. Он сидел тихо и неподвижно, стараясь даже не дышать. Он слышал, как в вагон вошли двое, слышал их шаги по коридору, хлопанье дверей и крышек багажных отсеков. Ему казалось, что сердце его бьется так громко, что вот-вот этот стук будет услышан его врагами.
Дверь в купе открылась, на пороге стояли два вооруженных человека. Если бы они вошли всего минуту назад — они, несомненно, расстреляли бы его из своих бластеров. Но сейчас, сейчас, в человеческом теле, у него есть шанс затаиться. Бластеры не причинят ему вреда, для человека — это всего лишь свет. Он слышал, как закрылась дверца купе, шаги удалялись, а он все еще боялся пошевелиться. Наконец, двери вагона хлопнули, и Дулли облегченно вздохнул.
— Положи ребенка, — неожиданно услышал он спокойный и уверенный голосу себя за спиной. Дулли подскочил. Он прижал ребенка к себе, как единственную защиту, рот у него разошелся в кривой гримасе, изо рта вылетело что-то вроде шипения. Он сидел спиной к двери купе и мог видеть говорившего только в отражении окна. Это был Роб Харт, сын Леона Харта, главы рода сенмиров. Дулли не знал его, но спинным мозгом чувствовал, что человек этот очень силен. Он буквально впечатал его в сидение, Дулли не мог даже пошевелиться.
— Положи ребенка, — тихо, но настойчиво потребовал Роб. Дулли извивался, как змея, сопротивляясь, борясь с самим собой, он против своей воли медленно положил ребенка в коляску. Ему казалось, что его руки сами сделали это, как будто он был лишь марионеткой, которой управляет всемогущий кукловод. От напряжения все его тело трясло крупной дрожью, пот градом заливал лицо.
— Хорошо, а теперь встань и иди за мной, — произнес тот же спокойный и уверенный голос.
Как Дулли не пытался сопротивляться, его тело не подчинялось ему. Они вышли в коридор вагона, дошли до двери. Одним взглядом Харт заставил дверь открыться. Едва сгибая одеревеневшие ноги, Дулли спустился по лестнице на высокую насыпь.