Лишний
Шрифт:
А за такое учить следует. Привык, панымаэшь, незнакомых людей за идиотов считать. Девку-то проверить труд невеликий, да и ума много не надо.
Нет, точно, сыночки отличились, вон какие рожи постные.”
20.06.3003 года от Явления Богини.Вечер
Неспешно ползущая по плохой лесной дороге телега притормозила преодолевая лежавшее поперек деревце и бегущая за ней на короткой веревке голая девушка тяжело вздохнула и тоскливо глянула на тусклое солнце. Тонюсенькая ниточка надежды на милость Богини оборвалась с жалобным всхлипом под ругань и хрипы младшенького оболтуса, когда он привычно нагнув рабыню, драл ее в хлеву. Оба старших братца исчезли после завтрака вместе с папашей, хозяином хутора. Хуторской народец вздохнул с облегчением. За три дня от братцев-овцеводов,
Ариса молча понукала лошадь не задавая вопросов, год рабства полный унижения, избиений, грязной и тяжелой работы вылечил ее от излишнего любопытства и приучил к покорности.
—Стоять, шлюха.
Рефлекторно натянув вожжи, Ариса обернулась и тут же зашипела от боли, схлопотав черенком плети поперек груди. Рывок от резкой остановки свалил оболтуса с задка и сейчас он неуклюже барахтался пытаясь выпутаться из дерюги прикрывавшей сено на дне телеги. Вот его злобная харя уставилась на девушку и та ойкнула, увидев громадную шишку на лбу хозяйского сына. Уловив направление ее взгляда, мужик злобно рыкнул и неожиданным толчком правой ноги сшиб рабыню с телеги. Свалившись с телеги, девушка привычно свернулась в позу эмбриона ожидая пинков ногами и ударов плетью. Но оболтус неожиданно успокоился, гнетущий его страх задавил его обычную вспыльчивость. Злобно зыркнув на сжавшуюся жертву, он приказал:
—Скидай одежку, животное, побалуемся напоследок.
Схватив голую рабыню за волосы подтащил ее к задку телеги и швырнул так, что она больно ударившись животом повисла на телеге. Продышавшись, Ариса вцепилась в борта телеги и как можно шире раздвинула ноги, стараясь не стонать от боли—навалившийся сверху тяжеленный бугай буквально размазал ее по телеге. Грубые пальцы безжалостно ковырялись между ног, щипали и дергали нежные складки, врывались во все отверстия. Не сдержавшись, девушка застонала от резкой боли—похожая на лопату ладонь вдавилась в поясницу, буквально натянув хрупкое тельце на доски тележного задка, выгибая его совершенно невозможным способом. Внезапно тяжесть исчезла и в тоже мгновение резануло между ног. Мужик глубоко вогнал пальцы и грубо рвал тело пытаясь вогнать отросток, но впервые в жизни даже издевательство над беспомощной жертвой не спасло от мужской несостоятельности.
Первые два удара кнута Ариса просто не ощутила, она почти потеряла сознание, но исчезновение рвущей промежность боли наполнило тело пусть кратковременным, но блаженством.
Страх безжалостно корежил оболтуса. Стегая кнутом неподвижную тушку, он не испытал привычного удовольствия и, прекратив избиение после десятка ударов, сдернул безвольное тело на землю. Загнал палку между зубов, стянул вытянутые вперед руки в локтях и запястьях. Короткая веревка протянулась от ошейника к задку телеги. Несильный пинок по бедру вызвал лишь короткий тихий стон. Очень хотелось привычно оросить ненавистную рабыню, но страх вновь предательски сжал низ живота и оболтус понял, что даже на это неспособен. Пересиливая себя, вновь несильно ткнул тело рабыни.
Увидев сидящих на берегу реки мужчин, Ариса испытала двойственное чувство—пропал страх—она всерьез опасалась, что столь жестоко начавшаяся поездка окончится петлей на шее в ближайшей чащобе. Одновременно сердце захолодело, несмотря ни на что, покидать род было страшно. Телега остановилась и девушка устало повалилась на колени…{4}
И вновь колеса тяжело нагруженной телеги мягко катились по твердым каменистым колеям старой лесной дороги. Ариса не торопила лошадь, ей спешить некуда, так зачем напрягать животинку. Сбор попадающихся по дороге антилопьих туш рабыню не беспокоил, ее дело вовремя за вожжи дергать, говорящее животное, оно животное и есть…
Еще бы это дерьмо, сопящее за спиной, потерялось где-нибудь в лесу. Сидящий на задке телеги младший оболтус шумно испортил воздух и тут же, рыгнув, шустро соскочил с телеги и вломился в придорожные кусты. Опять приперло. Видать от избиения вкупе с пережитым страхом на великовозрастного недотепу напал жесточайший долгоиграющий понос. Урчание пустого живота двоюродного братца и его тягучие стоны, доносящиеся сквозь кусты, слух девушки не ласкали, но она ощущала хоть какую-то тень справедливости—за два жутких года прожитых на дядином хуторе, трое его сыночков так изгадили существование девушки, что их папашка на фоне своих отпрысков выглядел белым и пушистым. Ариса злорадно хмыкнула вспоминая как встретил папаша сыночка.
Досталось недоноску неслабо—ее опекун, дядя по отцу, владетель хутора Речной охаживал великовозрастного недотепу навершием посоха долго и со знанием дела. От первого же удара, что пришелся в толстый живот вечно голодного отпрыска, дерьмо хлынуло и сзади и спереди наполняя воздух специфичным противным запахом. Но столь унизительная слабость обернулась для оболтуса благом—папаша брезгливо обошел измазанную морду. Удары сыпались на ноги и жирное туловище. Угомонился разъяренный родитель лишь загнав едва хрипящего грязнулю на мелководье.
Тяжело дыша, Дедал дошел до племянницы и хватанул ножом веревку стягивающую ее запястья и локти. Он не успел разогнуться, когда насмешливый голос чужака словно плеть хлестнул гордого овцевода:
—Пожалуй ты прав, уважаемый, я прямо отсюда вижу, что это животное девственно как твоя мамаша. Дерьмом и слизью твоего ублюдка несет так, что я только рад, что не пообедал…
Уязвленный Дедал резко выпрямился, но тут же повалился на песок сбитый жестоким ударом. Когда чужак успел проскочить разделявшие их почти десять метров, хуторянин не понял, не уловил и это перепугало его куда больше чем блеснувшая перед глазами острая кромка черненого лезвия ножа. Чужак оказался намного быстрее охотника, такого врага он встретил впервые.
—Не наигрался еще, гроза Хуторского края? Ты кому по ушам ездить вздумал, демонов выкидыш?!
Резкий удар в солнечное сплетение и хрипящий старик безвольно обвис на вцепившейся в ворот железной руке. Из последних сил он замотал головой и тут же кулем рухнул на траву—Алекс разжал руку. Повернувшись к новому приобретению, он брезгливо сморщился и, поймав мутный взгляд, зло ткнул в направлении реки.
Прохладная ночная вода была просто чудесна, в ранах на истерзанном теле вспыхнула нестерпимая боль, но вода почти сразу ее пригасила и Ариса погрузилась в неземное блаженство. Раздавшийся сбоку хрипы и всхлипывания спугнули хрупкую пелену нирваны и пришедшая в себя девушка принялась осторожно смывать грязь с истерзанного тела. Пока она мылась потасовка, ругань и торг затихли, сделка свершилась. Непривычно свежая и чистая Ариса выбравшись из воды застыла на коленях уже перед новым хозяином. Ее лохмотья остались на телеге, не смея их взять без разрешения, она так и стояла голышом, тем более в руках ее господин держал кнут. Прервав затянувшуюся паузу, чужак бросил кнут на телегу и коротко приказал:
—Езжай по следам стада пока не встретишь хуторян с Овечьего,—он повернулся к младшему и продолжил уже гораздо холоднее,—а ты, отрыжка демона, будешь собирать и грузить антилопьи туши и если я найду хоть одну забытую или незамеченную, то живьем скормлю тебя своим сторожевым собакам.
Звонкий голос оборвал видения и рабыня натянула поводья.
—Ариса, девочка!
Смутно знакомое женщина с радостным удивлением уставилась на девушку. Глаза защипало, Ариса даже не услышала злобного рычания где-то за спиной. Непослушные слезы катились по щекам и попадали в рот, а несчастная девчонка впервые, пусть несмело, но понадеялась, что возможно все не так уж и плохо, если ее встречает уже почти забытая двоюродная сестра Лиза, та самая Лизка-вредина, что давным давно дарила ей тряпичные куклы и подсовывала тайком от родителей сладкие медовые соты…