Лишний
Шрифт:
Секс хорошо проявляет и животных, и разумных. Безумная неистовая схватка с женщиной доставила Алексу громадное удовольствие. Ни в кровь разодранная кожа, ни следы зубов на прокушенных до мяса плечах и руках его не волновали. Гретта нанося весьма серьезные для обычного человека раны не затронула ничего серьезного. На лице, шее, тем более на иных, весьма важных для мужчины местах не было и царапинки, хотя эта бестия во время последней схватки-соития не отказывала ни в чем не ему, не себе. И ее крепкие острые зубки вкупе с нежными, но весьма сильными ручками могли нанести просто неимоверный, совсем не косметический вред.
Впрочем и его партнерша по свершившемуся безумию не понесла фатального или даже просто серьезного ущерба. Ужасно выглядевшие синяки от безжалостных захватов и столь же безжалостных, извините, засосов
А сейчас Алекс испытывал нечастое удовольствие, доступное лишь самым сильным. Доставив женщине и себе высшее удовольствие на самом пределе сил, он нежно обнимал ее, выходящую из марева наслаждения. Смотрел как проясняются глаза и появляется неуверенная, чуть виноватая, но все же полная блаженства улыбка. Как наполняется взгляд благодарностью за все случившееся, за его нежную улыбку, за легкие, едва ощутимые ласки.
Чужак осторожно встал нежно удерживая на руках Гретту словно готовую взлететь пушинку и, в несколько шагов оказавшись под душем, опустил нетяжелую ношу на пол. Печь давно прогорела, но вода остыть не успела и ласковый теплый ливень накрыл обоих. За легкой шторкой в раздевалке, она же комната отдыха, хозяина хутора всегда ждала застеленная кровать. После душа, несмотря на на испуг, Гретта оказалась на ней, так и не коснувшись больше пола ногами. Алекс почувствовал ее непонятный страх, но разбираться желания не было, сейчас он просто хотел спать вместе с этой женщиной. Так и случилось—ласка, усталость, теплая вода не подвели—уже через пять минут Гретта сладко посапывала у него на руке. Мужчина пока не спал, он лежал на боку и смотрел на свою женщину.
“Мда, повеселились. Узнай кто из друзей на Земле, махом в секссадисты запишут, а тогда либо остракизму подвергнут, либо девки, не дай Бог вместе с мужиками, в очередь встанут, а скорее обе этих радости навалятся. Оля-Лена, так, почти допустимая шалость. Хотя… я по возможностям давно не Homo, а у Гретты омоложение идет во весь рост, гормоны похоже просто взбесились, да еще мой эликсир взвинтил регенерацию. Пожалуй, пока организм его не переработает, она ближе ко мне, чем к обычным Homo. Ну, а чтобы покорить настоящую самку, нужно быть, минимум, сильнее ее. И не только физически. Мозги мои ее видимо вполне устроили, коль сама пришла, а остальное проверила соответственно новым возможностям. От волка, вон тоже бывает, шкура клочьями летит, когда за волчицей ухаживает.
Секс, полноценное слияние двух здоровых людей, всегда будит и будет будить в них животные корни. Виновата обезьяна или просто мимо пробегала, но человек вышел из мира зверей. Он научился мыслить, и даже превращать восхитительную схватку ради продолжения рода в тупое оплодотворение, но никакие соображения морали и воспитания не способны ни отменить, ни заменить выпестованные природой механизмы. Не зря мы почти инстинктивно, чтобы там ни писал Хайлайн[41], враждебно воспринимаем идею человека из пробирки. Нет, воспитание и здравый смысл не дают превратить таких людей в изгоев, но сама идея, как альтернатива или хотя бы частичная замена природных механизмов неприемлемы.
Толстый головастик залезший на верх пирамиды, трахающий послушных продажных баб, имеющий потомство от такой же, но уже светской шлюхи и пыхтящий на тренажерах, не более чем извращение. В слабом теле может быть здоровый мозг, а косая сажень в плечах иной раз позволяет прожить радостным дебилом. Система неплохо защищает себя, излишняя жесткость неизбежно приводит к деградации, но когда нарушение баланса мыслительного и физического полюсов становится нормой в обществе, наступает расплата. Его, как один из основных видов биосферы начинает корежить…”
Но довершить столь важные размышления Алекс не успел. Сон навалился мягким бесшумным покрывалом и вскоре почти неслышное дыхание безмятежно спящей женщины переплелось с легким похрапыванием мужчины.
24.06.3003 года от Явления Богини.Хутор Овечий.Утро
Проснулась Ариса от шалостей тонкого солнечного лучика. Кто-то вынул деревянную заглушку в маленьком окошке-продухе под самым потолком амбара и занавесил ее чистой, но дырявой от старости тряпкой. Ее несильно, но упрямо шевелил утренний ветерок, вот тоненький проказник и разгуливал в бывшем темном углу как у себя дома. Судя по всему было еще очень рано и Ариса с удовольствием потянулась. Выспалась она просто преотлично! Никто не толкался, не будил на ночную работу или просто сгоняя шмакодявку с козырного места.
Дома такое удавалось не часто, дядя большую часть рабов покупал во время ярмарок и попавшая в опалу родственница пришлась совсем не ко двору, вот и гадили по мелочам. Мелкие рабские разборки хозяев не трогали, но за порчу имущества или возникшие совершенно неожиданно трудности с выходом на работу старший среди рабов мог остаться без ногтей, а то и без ушей или носа.
Круговая порука не спасала, а серые кардиналы способны раствориться только среди советского, или, позже, российского спецконтингента, да и то, лишь от зажравшегося и ленивого работника оперчасти. Хозяева к ценному имуществу относились гораздо внимательнее. О тайных микрофонах и видеокамерах они не ведали, хотя нечто подобное, изредка, и использовали. Вот основное оперативно-следственное действо именуемое умелая пытка применялось всегда. Даже самая обычная порка приносила неглупому, терпеливому и умелому разумному немало пользы. Правда, она мало походила на изыски с интернетовских БДСМ порнороликов. Рачительный хозяин крови не боялся, хотя и зря не лил. Он и калечить старался, с толком, чтоб работника не потерять. Это на Земле честное беспристрастное следствие искало козлов отпущения—висяки прикрыть да нужным людям помочь. Хозяину требовалась правда, а не куски кровавого мяса.
Нет, иной раз, возникала надобность, как можно быстрее толпу лишних живых превратить в безопасных мертвых. Мор, там, с черным поветрием или с пленными в бою перестарались… Бывает. Так ям да оврагов что в лесу, что в поле в избытке. Сжигали или закапывали обычно живьем. Горло каждому резать долго, муторно, грязно и стрелы с болтами все не вырежешь, а кузнец за спасибо новых не сделает. Вот и приходится раздетых догола загонять копьями в яму, потом сверху недобитков, на них хворост. Кто не сгорит, все одно, задохнется. Или землей засыпать, притрамбовать слегка, да камнями и стволами поваленными придавить. Тот же конец. Вот в степи маета, пока всех положишь, семь потов сойдет и кучу времени потеряешь. Разве, новиков в стрельбе попрактиковать, да в кровушку их лишний раз с головой макнуть. Хотя… какие там новики после битвы.
Столь серьезные мысли Арису не посещали, хотя за последний год рабской жизни она хлебнула так, что едва не утонула, правила поведения вызубрила на зубок и как ожигает голое тело рабская плеть узнала слишком хорошо. Сейчас она пыталась вспомнить, действительное ее будили или это ей просто приснилось. Пожалуй один раз ее точно пытались поднять… или нет? На Речном старший раб поднимал ленивых и медлительных сильными тычками толстой палки, а последнему доставался хлесткий удар по заднице. Может быть здесь не так? Ариса вспомнила сильные, но осторожные руки. Полусонной девушке слегка приподняли голову и подсунули к губам кружку с чем-то приятно пахнущим. Совершенно ничего не соображая, она проглотила льющийся в рот незнакомый травяной отвар с вяжущим горьковатым вкусом и вновь окунулась в сон. Точно! Ариса облизала губы. Легкий привкус ночного питья. Сейчас он показался смутно знакомым, но ничего вспомнить так и не удалось. Значит побудки не было, ее просто напоили. Зачем, в данный момент не важно. А вот где остальные? Рабыне испуганно оглянулась. Поначалу и так нелегко на новом незнакомом месте, а нарваться на порку за невыход на работу совсем плохо. Она откинула одеяло и замерла вслушиваясь в чем-то нарушенную тишину. Легко скрипнули ворота, по глазам резанул яркий свет и девушка с трудом разглядела неясную фигуру.