Лиссабон слезам не верит
Шрифт:
– Ты расслабься и представь себе, что сидишь на унитазе, – пожалела его Юля. – А я сейчас что-нибудь придумаю.
Ситуация была патовая. Как ей в одиночку вытащить стокилограммового Василия из сундука, было неясно. Вместе с сундуком – тем более.
– Может, Кака с Жуаном позовем, когда стемнеет? – робко предложила Юля.
– Ты еще полицию с журналистами пригласи, чтобы завтра вся Португалия надо мной ржала! – истерично воскликнул Василий, осматривая свои шелковые трусы, украшенные маленькими желтыми пчелками.
– А мы штаны наденем.
– Как! –
Юля мигом сообразила, какой именно ответ пришел в голову ее мужу, и именно он подстегнул ее мыслительный процесс, поспособствовав найти выход.
– Василий! Я придумала!
Не дожидаясь упреков мужа, Юля схватила простыню и обвязала ее вокруг горемычного Ползунова. Потом вскарабкалась ему на колени и выбралась из ямы.
– Я тебя сейчас вытяну! Не переживай! – Юля бодро и энергично схватилась за перекинутую через сук простыню. – Эх, ухнем! – подбадривала себя она, изо всех сил налегая на проклятую простыню.
Но олигарх сидел в сундуке как влитой. Раньше яма держала упрямый сундук, теперь сундук так же намертво схватил Ползунова. Ухнуть не получилось.
Повиснув без сил на белом полотнище, Юля с грустью констатировала:
– Все, Василий. Надо звать Жуана с Кака. Самим нам не выбраться.
– Зови, – смирился с неизбежным Василий. – Мне уже все равно. У меня ноги затекли, спина ноет, задница онемела, и я есть хочу! – Последнее прозвучало особенно тоскливо.
А ведь действительно, подумала Юля, прислушиваясь к голодному урчанию в собственном желудке. Они же целый день ничего не ели, не считая яичницы Жуана и двух литров вчерашнего лимонада.
– Я быстренько! Я сейчас! – крикнула Василию Юля, кидаясь к дому.
Бедный страдалец остался всхлипывать на дне ямы.
В доме горел свет, занавески были плотно задернуты, а по округе плыл дурманящий запах еды.
– Что это? – забыв обо всем, спросила Юля, едва переступив порог. Ее ноздри трепетали, слюнные железы работали на полную катушку, желудочный сок выделялся, требуя немедленно закинуть в желудок съестное.
– Жаркое запекаю! – обернулся к ней Жуан. – И овощи с чесноком и кориандром и моим фирменным соусом.
– Накладывай!
Юля вспомнила о сидящем в яме муже. Ему там хорошо, он сидит, а она, бедняжка, последние сорок минут прыгала вокруг него, как мартышка в цирке, вон руки все ободрала, ничего не случится, если она быстренько перекусит. В конце концов, она живой человек, а не ломовая лошадь, ей тоже перерыв на обед полагается. А Василий пока посидит, воздухом подышит, ему полезно, а то все по кабинетам да по кабинетам, совсем на природе не бывает, успокаивала свою совесть Юля, хватая с тарелки кусок мяса и жадно запихивая его в рот.
– А вы умыться не хотите? – с недоумением приподняв брови, спросил Кака.
Он в крахмальном фартучке, со свежим цветом лица, прореженными бровями, благоухающий
– Умыться! – взглянула Юля на свое отражение в дверце кухонного шкафа. – Некогда, Василия спасать надо. – Она еще раз взглянула на отражение. – А впрочем, пожалуй. – Лицо ее выглядело так, словно она весь день провела в забое. Юля подошла к кухонной раковине и, густо намылив хозяйственным мылом лицо и руки, тщательно их потерла. Струйки воды, стекавшие с ее носа, были мутно-черными.
Наконец Юля шлепнулась за стол и только теперь поняла, как она устала. Еле-еле, как в замедленной съемке, она подносила дрожащей от усталости рукой ко рту вилку и так же медленно пережевывала каждый кусок, наслаждаясь его вкусом, ароматом, теплом. Дома было светло, чисто и очень спокойно. В жарком ей попадались хорошо потушенные картофельные очистки, хвостики морковки и даже один комочек земли. Но это была ерунда, Юля с наслаждением пережевывала все, что попадало ей на зуб, размышляя о простых человеческих радостях. Она запивала жаркое вином и чувствовала, что еще немного, и начнет клевать носом прямо за столом. Хорошо бы добраться до дивана, сонно размышляла Юля, когда Жуан, обернувшись к ней от плиты, спросил самым прозаическим голосом:
– А где ваш супруг? Он будет с нами ужинать?
– Василий! – заорала, вскакивая, Юля, отчего Кака рассыпал по полу салфетки, а Жуан уронил в овощи перечницу. – Господи! Он же, наверное, озверел там в сундуке от голода! Его надо срочно вынуть! Жуан! Быстро хватай кастрюлю, бежим! Он там в яме! Кака, ты с нами! – Юля схватила со стола бутылку вина и здоровенный половник, которым Жуан накладывал ей на тарелку жаркое.
Жуан и Кака, плохо понимая, какая еще беда стряслась на вилле, безропотно понеслись следом. Жуан крепко прижимал к себе кастрюлю с горячим.
Сад уже был окутан сумерками. Маленькие серебристые звездочки искрами вспыхивали в высоком, ультрамариновом, темнеющем на глазах небе. Вечерние звуки доносились приглушенно, словно мир накрыли толстым покрывалом. Садовые фонарики едва начали разгораться, и их бледный свет не достигал зарослей барбариса. Тройка спасателей нырнула в колючий кустарник. Там, под сводом темно-зеленой, почти черной на фоне вечернего неба листвы, откуда-то снизу, из-под земли, словно из преисподней, доносились тихие, скорбные стоны, словно покойник плакал в своей могиле.
– Что это? – дрожащим от ужаса голосом спросил Кака, и ноги его подкосились.
– Все нормально. Это Василий! – подбодрила его Юля, пробегая мимо. – Васенька, это мы!
– Вы что, его заживо закопали? – попятился от нее Жуан, на его лице отразился священный ужас.
– Да нет. Он в сундуке застрял! – рассердилась Юля. – Кастрюлю давай! Вася, я тебе еду принесла, во! Жаркое с мясом! Только подоспело! – И Юля, присев на краю ямы, показала Василию огромную пятилитровую кастрюлю.
– Я уже думал, ты меня тут на погибель бросила! – пожаловался из непроглядной темноты Василий. – А ложку принесла?