Листья травы (Leaves of Grass)
Шрифт:
Или - как Теннисон Альфред -
воспеть белокурых красавиц,
Если бы я овладел искусным
размером
И совершенною рифмой -
усладой певцов, -
Все это вместе, о море, я отдал
бы с радостью,
Только бы ты согласилось мне
передать колебанье единой
волны, одну ее прихоть
Или дохнуло в мой стих влажным
дыханьем своим,
Отдав ему запах морской.
ОТЛИВ; ДНЕВНОЙ СВЕТ МЕРКНЕТ
(Из стихотворения "Мысли
морском берегу")
Отлив; дневной свет меркнет,
Благовонная морская прохлада
надвигается на землю, заливает
ее запахами водорослей и соли,
А с ними множество сдавленных
голосов, поднимающихся
из клубящихся волн,
Приглушенные признания, рыдания,
шепот,
Словно доносящиеся от далеких -
или где-то укрытых -
людей.
Как они погружаются в глубину и
вырываются на миг на
поверхность! Как они вздыхают!
Неназванные поэты - художники,
величайшие из всех,
с дорогими им, но неудавшимися
замыслами,
Любви безответность - хор жалоб
веков - последние слова
надежды,
Отчаянный крик самоубийцы: "Уйти
в безграничную пустыню
и не вернуться больше никогда".
Так вперед, к забвению!
Вперед, вперед, выполняйте свое
дело, погребальные волны
отлива!
Вперед, наступает твоя очередь,
яростный прибой!
О ГЛУХОЙ, ГРУБЫЙ ГОЛОС
МЯТЕЖНОГО МОРЯ!
О глухой, грубый голос мятежного
моря!
Днем и ночью брожу, вслушиваясь в
твой шорох, в удары
прибоя,
Стараюсь понять странный смысл
твоих слов
(Здесь я просто стремлюсь
передать их) -
И табуны белогривых коней, что
несутся на берег,
И широкую улыбку покрытого
солнечной рябью лица,
И хмурое раздумье, а за ним
бешенство ураганов,
И неукротимость, своеволье,
причуды;
Как ты ни велик, океан, твои
обильные слезы - о вечном,
недостижимом
(Что может еще возвеличить тебя,
как не великие схватки,
обиды и пораженья), -
Твое огромное одиночество - ты
его вечно ищешь
и не находишь:
Наверно, что-то отнято у тебя, и
попранной вольности голос
все звучит и звучит яростно, не
слабея,
Твое сердце, как большое сердце
планеты, закованное бьется,
ярясь в твоих бурунах,
И широкий разбег, и срыв, и не
хватает дыханья,
И размеренный шелест волн по
пескам - шипенье змеи,
И дикие взрывы хохота -
рыканье льва
(Ты грохочешь, взывая к неба немой
глухоте, - но теперь
наконец-то доверчиво изливаешь
Обиды свои, наконец-то другу в
призрачной ночной тишине).
Последняя и первая исповедь
планеты,
Возникающая, рвущаяся из глубин
твоей души!
Эту повесть об извечной,
всеобъемлющей страсти
Ты родной поверяешь душе!
ТВОЮ ЗВОНКОГОРЛУЮ ПЕСНЬ
На восемьдесят
третьем гра-
дусе северной
широты, когда до
полюса оставалось
расстояние,
которое
быстроходный океанский
пароход, плывущий
по открытым
водам, покрыл бы за
сутки, - ис-
следователь Грили
услышал од-
нажды пение
полярной овсянки,
веселыми звуками
оглашавшей
безжизненные
просторы.
Твою звонкогорлую песнь средь
арктической белой пустыни
Я приму как урок, одинокая птица, -
ведь и мне, словно гостя,
встречать пронзительный ветер,
Подступивший трескучий мороз -
замирающий пульс,
цепенеющий разум,
Этот плен ледяной, мою старость (о,
стужа, суровая стужа!),
Этот снег в волосах, ослабевшие
руки, озябшие ноги.
Я беру твою бодрую веру, о птица, я
буду ей верен;
Петь мне не только лето и юг, не
только юный восторг и теплые
волны прибоя -
Недвижный, затертый во льдах, как
корабль, я грозной гряде
облаков, принесенной годами,
С радостью в сердце песню спою.
ЙОННОНДИО
Смысл этого слова
– плач по
аборигенам. Это
ирокезское слово,
употреблявшееся как
имя собст-
венное.
Йоннондио, - ты песня, ты
стихи,
Йоннондио, - сам звук твой, как
псалом
Меж пустошей и скал, сквозь
зимнюю пургу,
Во мне рождает смутную
картину;
Йоннондио - взглянув на север
или запад,
Я вижу бесконечное ущелье,
Я вижу прерии меж темных гор,
Я вижу, как сошлись индейцы на
совет,
Могучие вожди и старые
шаманы
В вечерних сумерках клубятся,
словно духи
(Порода диких чащ и вольных
горных круч!
Не образ, не стихи, - они придут
позднее),
Йоннондио, - не став
изображеньем,
Йоннондио, - навеки исчезают,
Стираются и уступают место