Литература 9 класс. Учебник-хрестоматия для школ с углубленным изучением литературы
Шрифт:
Взгляните-ка на Клода Гё. Спору нет, это ладно устроенный мозг и ладно устроенное сердце. Но судьба бросает его в так худо устроенное общество, что в конце концов он совершает кражу, а общество – в так худо устроенную тюрьму, что в конце концов он совершает убийство.
Так кто же на самом деле виновен?
Он?
Или мы?
Суровые вопросы, мучительные вопросы, которые властной рукою берут нас в эти часы за горло, которые ждут от нас напряженнейшей работы разума и которые в один прекрасный день с такой силой преградят нам путь, что нужно сейчас же, смело взглянув им в лицо, постараться узнать, чего они от нас требуют.
Пишущий эти строки, быть может, в скором времени попытается сказать, как он их понимает, эти вопросы.
Когда
Палаты депутатов все годы заняты серьезными делами. Спору нет, очень важно прокалывать нарывы синекур и снимать с бюджета прожорливых гусениц: важно сочинять законы, которые заставляют меня, обрядившись в солдатскую шинель и исполнившись патриотического духа, стоять на посту перед дверью его светлости графа де Лобау, коего я не знаю и знать не желаю, или же маршировать по площади Мариньи к вящему удовольствию моего бакалейщика, волею начальства превращенного в моего командира [61] .
61
Мы, разумеется, далеки от того, чтобы нападать в данном случае на городскую стражу, охраняющую улицу, порог дома и семейный очаг и тем приносящую пользу. Нет, мы имеем в виду лишь шумные военные парады, помпу и щегольство – все эти диковинные порядки, превращающие буржуа в пародию на солдата. (Примечание автора.)
Очень важно, господа депутаты и министры, мусолить и обсасывать все дела и мысли этой страны в бестолковых словопрениях; разве, к примеру, не существенно, подняв нелепый шум на весь мир, швырнуть на скамью подсудимых искусство девятнадцатого столетия и подвергнуть его дознанию, бомбардируя бесконечными вопросами, которые этот великий, горделиво суровый обвиняемый, к счастью, не удостаивает ответом; разве не полезно, господа правители и законодатели, тратить время на академические дискуссии, которые даже сельских учителей заставляют пожимать плечами; разве не удобно заявлять во всеуслышание, что кровосмешение, прелюбодеяние, отцеубийство, детоубийство и отравление изобретены именно современной драмой, словно никто никогда ничего не слышал ни о Федре, ни об Иокасте, ни об Эдипе, ни о Медее, ни о Родогуне [62] , разве не нужно политическим ораторам этой страны при обсуждении бюджета театров во что бы то ни стало трое суток подряд ломать копья, защищая Корнеля и Расина, воюя против бог знает кого, да так, что в разгаре сих литературных баталий то один из них, то другой по уши увязает в болоте грубейших языковых ошибок?
62
Перечисляются имена персонажей трагедий великого французского драматурга-классициста XVII века Пьера Корнеля: все эти персонажи совершали преступления.
О да, все это важно, и все-таки мы полагаем, что есть на свете кое-что поважнее.
Что сказала бы палата, если бы в ходе пустых споров, которые так часто оппозиция навязывает правительству и правительство – оппозиции, вдруг кто-нибудь, с депутатской ли скамьи или с трибуны для публики – неважно откуда, поднялся и произнес бы вот эти суровые слова:
– Помолчите-ка вы, кто бы вы ни были, вы, кто держит здесь речи, помолчите-ка! Вы полагаете, что вам известны все жгучие вопросы. Вы жестоко ошибаетесь.
Я скажу вам о самом жгучем вопросе. Около года тому назад в Памье правосудие искромсало некоего мужчину складным ножом [63] , в Дижоне оно недавно оторвало голову женщины от туловища; в Париже, у заставы Сен-Жак, оно совершает тайные казни.
Вот это действительно жгучий вопрос.
А препираться друг с другом и спорить о том, какие пуговицы нужно пришивать к мундирам национальной гвардии – белые или желтые, – и о том, какая формулировка лучше – «уверенность» или «убежденность», – вы сможете и потом.
63
Имеется в виду казнь с помощью гильотины; автор намекает на реальные случаи, когда неисправность инструмента превращала казнь в пытку.
Господа депутаты, сидящие на центральных и на крайних скамьях, большая часть народа страдает!
Провозглашаете ли вы республику или монархию, народ равно страдает, это неоспоримо.
Он страдает от голода, он страдает от холода. Нужда ввергает его в бездны порока или преступлений – в зависимости от пола. Сострадайте народу, у которого каторжные тюрьмы отбирают сынов, а дома терпимости – дочерей. У вас и так достаточно каторжан, у вас и так достаточно проституток.
О чем свидетельствуют обе эти язвы?
О дурной крови в организме общества.
Вы собрались на консилиум у изголовья больного; займитесь этим недугом.
Вы не умеете лечить его, этот недуг. Изучите его как следует. Если даже вы и издаете законы, то это не более как уловки и полумеры. Половина ваших уложений строится на рутине, к другой вы пробираетесь ощупью.
Выжигание клейма на теле арестанта только растравляло раны. Эта безрассудная мера на всю жизнь приковывала его к преступлению, создавая из них двух сотоварищей, двух друзей, слившихся воедино!
Каторга – это нелепый пластырь, возвращающий телу дурную кровь, которую он вытягивает, и еще более портящий ее. Смертная казнь – это варварская ампутация.
Итак, клеймение, каторга, смертная казнь – вот три зла, тесно связанных друг с другом. Вы запретили клеймение – так будьте же последовательны и отмените остальное.
Каленое железо, ядро, прикованное к ноге каторжника, нож гильотины – это были три части одного силлогизма.
Вы изгнали каленое железо; теперь это ядро и этот нож потеряли свой смысл. Фариначчи [64] был жесток, но глуп он не был.
64
Фариначчи, Просперо – итальянский юрист XVI–XVII веков, автор трудов по криминалистике.
Разрушьте-ка нелепую и обветшалую шкалу преступлений и наказаний, переделайте ее. Переделайте вашу карательную систему, переделайте ваши кодексы, переделайте ваши тюрьмы, переделайте ваших судей. Приведите законы в соответствие с нравственностью.
Господа, слишком много голов падает за год с плеч во Франции. Вы ведь сейчас наводите экономию во всем – так не оставьте же своим вниманием и эту область.
Вы увлекаетесь всевозможными упразднениями – так упраздните же и должность палача. А жалованья восьми десятков ваших палачей хватит на шесть сотен школьных учителей.
Позаботьтесь о большей части народа. О школах для детей, о мастерских для мужчин.
Известно ли вам, что Франция – одна из тех стран Европы, где меньше всего подданных, умеющих читать? Как? Швейцария умеет читать, Бельгия умеет читать, Дания умеет читать, Греция умеет читать, Ирландия умеет читать, а Франция читать не умеет?! Стыд и позор!
Пойдите в каторжные тюрьмы. Соберите там вокруг себя их несчастных обитателей, отвергнутых человеческим законом, и обследуйте их. Измерьте линии наклона всех этих профилей, ощупайте все эти черепа. Каждый из этих падших соответствует какому-то зоологическому типу и как бы является точкой пересечения той или иной разновидности животного мира с родом людским. Вот перед нами рысь, а вот кошка, вот обезьяна, вот гриф, а вот и гиена. Главную вину перед этими бедными, дурно скроенными головами, разумеется, несет природа, но какую-то вину несет и воспитание.