Литературная Газета 6260 (№ 56 2010)
Шрифт:
И вот товарища бужу я.
А кто-то вспоминал родную мать,
а кто-то вспоминал чужую.
Когда ж, нарушив забытьё, орудия заголосили,
Никто не крикнул «За Россию!»,
а шли и гибли за неё…
Говорят, что человек в свои первые пять лет жизни познаёт мир в таком объёме, который потом постигается на протяжении десятилетий,– продолжает Иван Васильевич.– В родной деревне
Где ж вы, нивы мои и луга?
Где ж ты, речка Теплуха?
Только хмель, да сухая куга,
И кукушка-горюха.
Где ж ты, милое сердцу окно,
Сказка отчего дома,
Где, как сказано было давно,
И солома едома?
В старой бане проснусь на заре,
Поброжу наудачу,
И на стылом глухом пустыре
Потихоньку поплачу…
В нынешнем году у Ивана Васильевича особая дата: 88 лет со дня рождения. Восьмёрка– символ бесконечности, а тут их сразу две! За плечами гвардии сержанта Рыжикова не только война от звонка до звонка, но и более тридцати изданных книг, а он как-то застенчиво продолжает отмахиваться от поздравлений по случаю присуждения ему очередных и очень почётных литературных премий. Уже более сорока лет вместе со своей супругой Ниной Парфёновной он живёт в Томилино, где стал человеком-легендой. Особенно в молодёжной среде. Ведь юность и седую мудрость как раз и объединяет обострённое восприятие добра и зла, красоты и несовершенства мира. В томилинских школах и гимназиях, библиотеках, в районном (Люберецком) литобъединении поэт-фронтовик Иван Рыжиков и по сей день на передовой, но уже культурного фронта.
В наше относительно спокойное время он сражается за чистоту родного языка. По этому поводу (а может, и по какому-то другому) Иван Васильевич говорит сегодня так:
Нет, Бог меня зачем-то бережёт.
Зачем, не знаю, только ясно вижу.
Он то отвалит от своих щедрот,
То разведёт чего-нибудь пожиже.
Мол,
Ты ж можешь и весомей, и полезней,
А я пока твою земную жизнь
Поберегу от гадов и болезней.
Я попросил Ивана Васильевича поделиться мыслями о наступающей 65-й годовщине Великой Победы. «Давайте я прочту вам новые стихи»,– ответил он:
Когда в стране меняют флаги
И все кругом передрались,
Не призывайте нас к присяге:
Однажды мы уже клялись.
Та клятва матери-Отчизне,
Когда вручали нам ружьё,–
Иному не хватило жизни,
Чтоб честно выполнить её!
Пускай не всё, что было свято,
Поныне связывает нас,
Но настоящие солдаты
Идут к присяге только раз!
И он торжественно повторил стародавнюю клятву русских воинов: душу– Богу, тело– земле, а честь– никому!
Владимир МАРТЫНЮК
Иван РЫЖИКОВ
* * *
На фронте было всё-таки попроще:
Вот друг. Вот враг. Вот отчая земля.
Она своя– от этой стылой рощи
До жарких звёзд Московского Кремля.
Она своя. За малым остановка:
Когда сержант скомандует: «В ружьё!»,
Подняться в рост, перемахнуть за бровку
И умереть достойно за неё…
* * *
Где отец схоронен– неизвестно,
Лишь известно: он погиб в бою,
По-солдатски преданно и честно
Защищая Родину свою.
Не прославлен, но и не забытый
С тех ещё не выплаканных лет,
Он лежит, в сырой земле зарытый,
Где могилам даже счёта нет.
Жизнь мою война не подкосила.
Но, случайно выживший боец,
Я стою над каждою могилой,
Словно в ней покоится отец.
* * *
В пору гласности шутки растут как грибы.
Шутят все. Даже те, кто знавали этапы:
«Пётр Великий Россию поднял на дыбы,
Горбачёв же поставил на задние лапы!»
В наше время шутили, простите, не так.
На войне не для шуток вручают винтовку.
На Днепре в сорок третьем в одной из атак
Три часа отводилось на артподготовку.
Три часа там работали наши стволы–
Стало нечем дышать за лесною опушкой.
Ну а там, где росли огневые валы,
Даже ад показался бы детской игрушкой.
Но живого в траншее я всё же застал.
Он безлико сидел за каким-то изгибом.