Литературная Газета 6303 (№ 1 2011)
Шрифт:
В конце декабря 2010 года в Санкт-Петербургский дом писателя на Звенигородской, 22, вернулись мемориальные доски, на которых высечены имена 62 ленинградских писателей, погибших в годы Великой Отечественной войны на фронтах и в блокадном городе. История мемориальных досок полна драматизма. Первая была торжественно открыта полвека назад в Ленинградском доме писателя имени В.В. Маяковского на улице Воинова (ныне Шпалерной). Через несколько лет были открыты ещё две доски с именами защитников Родины. Долгие годы существовала традиция по случаю знаменательных дат возлагать к мемориальным доскам цветы как дань памяти погибшим писателям. Однако после пожара в Доме писателя в 1993 году о досках на какое-то время забыли. И сегодня после долгого перерыва, когда писатели наконец обрели кров, мемориальные доски
В первые дни Великой Отечественной войны более 80ленинградских писателей вступили в народное ополчение. Позднее писательский взвод 1-й дивизии народного ополчения вошёл в состав редакции газеты «За Советскую Родину». Они ушли на фронт рядовыми бойцами, политруками, журналистами. Многие продолжали трудиться в осаждённом Ленинграде.
Трагические страницы истории блокады по-прежнему требуют осмысления. Многие писатели вели блокадные дневники. 29 декабря 1941 года Павел Лукницкий писал, что «за последние три дня умерло шесть членов Союза писателей: Лесник, Крайский, Валов, Варвара Наумова и ещё двое. Крайский умер в столовой Дома писателей, шесть дней его тело пролежало там, пока его не вынесли». Эти имена тоже высечены на мемориальных досках.
Есть на одной из досок и имя Георгия Суворова, который участвовал в боях по прорыву блокады Ленинграда и погиб в дни наступления при переправе через реку Нарву. Вот что он писал в суровые дни военного лихолетья:
Мы стали молчаливы и суровы.
Но это не поставят нам в вину.
Без слова мы уходим на войну
И умираем на войне без слова.
Всю нашего молчанья глубину,
Всю глубину характера крутого
Поймут как скорбь по жизни светлой, новой,
Как боль за дорогую нам страну.
В торжественной церемонии передачи мемориальных досок Дому писателя приняли участие писатели и журналисты.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Земля и небо в горниле сражений
Живые и мёртвые
Земля и небо в горниле сражений
ПОБЕДИТЕЛИ
Истинных воинов, снискавших своей и вражеской кровью на фронтах Великой Отечественной нашу Победу, в Хабаровске осталось совсем немного. Перед неизбежным уходом от нас последних фронтовиков каждое их свежее откровенное слово бесценно. Полная правда без глянца и лжи преподносит нам бесценные уроки истории, которая сурово наказывает за неисправленные ошибки.
Среди тех немногих, кто имеет полное право свидетельствовать о событиях военной поры, – пехотный сапёр штурмового ударного корпуса Борис Балабанов и боевой лётчик – ас военно-морской авиации Лев Липович. Простой солдат и представитель лётной элиты. Первый бил врага на земле, второй громил его с воздуха. В сегодняшней мирной жизни они соседи по дому в центре Хабаровска. Встречаясь по ветеранским делам, порой жарко спорят о давно пережитом, как это нередко случается между прошагавшими тысячи смертоносных вёрст пехотинцами и парившими над ними соколами боевых эскадрилий. По восприятию своего боевого прошлого они столь разительно отличаются друг от
Лев Липович:
«ГЕРМАНИЯ НАПАЛА ПОДЛО»
– Мало кто из ныне живущих отлетал подобно вам финскую и германскую войну, громил японцев на Дальнем Востоке, одновременно осваивал все типы боевых самолётов, а затем ещё тридцать лет отдал гражданскому воздушному флоту. Откуда такая ненасытная любовь к авиации?
– Начнём с того, что мне повезло родиться в Крыму в далёком 1917-м. Это был год революции, которая открыла передо мной все дороги. Мой отец работал машинистом, мать воспитывала пятерых детей. После седьмого класса отец отвёз меня в интернат города Керчь. И уже в 15лет я начал летать при керченском ДОСААФе на беспилотном планере, а через год – на одномоторном тренировочном истребителе УТИ-2. В 20 лет я успел окончить горно-металлургический техникум и заочно – институт в Днепропетровске. Затем лётное училище военно-морской авиации. Сделал более ста прыжков с парашютом.
В декабре 1939-го меня отправляют на финский фронт. За три недели боёв на истребителе И-16 я сбил два самолёта – один итальянский и один французский. И убедился, что мощнее и маневреннее наших самолётов ни у кого нет.
– Чем врезалось в вашу память 22 июня 1941года?
– С рассвета этого дня немцы двумя заходами своих бомбардировщиков уничтожили в капонирах все самолёты на крымской авиабазе, где я проходил службу. Если бы мы ожидали нападение, то рассредоточили бы авиацию по запасным аэродромам и катастрофы удалось бы избежать. Несмотря на то, что мы остались без боевой техники, по указанию И.С.Сталина нас распределили по авиационным частям. Вскоре я начал летать на разведывательном Р-5 в составе ВВС Черноморского флота. Разведку вели только ночью или в густую облачность, поэтому для немцев были неуязвимы. Лётчики люфтваффе в отличие от нас всю войну летали исключительно днём.
– Когда вы почувствовали, что было покончено с немецким господством в воздухе?
– В 1943 году советская авиация была полностью переоснащена новыми типами боевых самолётов. По своим лётным качествам, вооружению и по количеству они превосходили немецкие образцы. Решающее сражение в небе развернулось на Курской дуге – одновременно с битвой танковых группировок. Встречными курсами сошлось примерно по четыре сотни крылатых машин с обеих сторон. К этому времени я пересел на новый пикирующий бомбардировщик ПЕ-2 с тремя пушками и семью пулемётами. По боевой мощи он не имел себе равных. При столкновении двух воздушных армад в небе творилось нечто невообразимое. Советские пилоты и самолёты оказались сильнее. В те решающие дни только наш экипаж в составе авиагруппы сбил три «мессершмита». Авиации Геринга был нанесён такой тяжёлый урон, что она прекратила лобовые и массированные атаки против наших новых машин. Инициативу полностью перехватили советские лётчики.
– Приходилось ли вам действовать не по приказу, а на свой страх и риск?
– Около Старой Руссы партизаны условным сигналом из зажжённых костров запросили срочную помощь. Мы сели, не оповестив командование, чтобы не стать мишенью для немцев. Нам привели двенадцать отбитых у оккупантов мальчишек. Смотреть без содрогания было нельзя: кожа и кости в лаптях и лохмотьях. Делать нечего – закрепили десятерых стропами в пустых бомболюках, ещё двоих положили на пол в кабинах, и вперёд через линию фронта. Перед посадкой нас чуть не сбили свои зенитки. Рисковал не зря: все хлопчики вышли потом в люди, выучились, завели семьи, родили детей. Некоторые по моему примеру стали лётчиками и постоянно вели со мной переписку. К сожалению, многие умерли. И товарищей по фронту давно уже нет. Вот что значит быть долгожителем.