Литературная Газета 6303 (№ 1 2011)
Шрифт:
– Были. И всякий раз это становилось следствием серьёзных перемен.
Большое количество заимствований появилось в Петровскую эпоху, во время технологического прогресса, всплеска интереса к загранице: баталия, виктория, фортеция, политес, ассамблея. В послереволюционное время, когда возник новый политический строй и изменился весь уклад жизни, возникли слова: ликбез, совдурак, соглашательство, нацмен, женкор.
Мы видим сходство с теми историческими периодами, но в нашем времени есть и своя уникальность.
– Хорошо, будем реалистами. Есть ли положительный момент в том, что происходит?
– Конечно. Если бы не многочисленные заимствования, мы бы просто не справились с ситуацией: то есть не могли говорить о том, что происходит, не понимали бы друг друга.
– Максим Анисимович, разве в русском языке недостаточно синонимов тех или иных иностранных слов?
– Да, русский язык мог использовать свой потенциал – образовывать новые слова с помощью собственных корней. Однако – и это вызывает в обществе наибольшее раздражение – он пошёл по пути заимствований. Взяв чужие корни, в подавляющем большинстве английские, стал образовывать при помощи собственных суффиксов, приставок слова-родственники. Например, от слова «пиар» образовались «пиарщик», «пиарить»…
– А всем ли «пришельцам» уютно в русском языке?
– Борьба с заимствованиями идёт внутри самого языка. Чужое слово либо исчезает, либо осваивается и перестаёт восприниматься как иностранное. Можно привести массу примеров, когда оно обрусело. Различных заимствований в русском языке огромное количество, и ничего страшного в этом нет.
Сейчас русский язык тоже активно использует свои ресурсы на освоение новых слов, на их «одомашнивание».
– В конце сороковых – начале пятидесятых годов, когда шла «борьба с низкопоклонством перед Западом», русский язык «чистили» от иностранных слов. «Голкипер» заменили «вратарём», «норд» – «севером», «шофёр» – «водителем». Это помогло языку?
– Пока действовал запрет на иностранные слова, использовались только русские. Но как только позволили выбирать, они стали конкурировать между собой. Такой же «спор» шёл и между другими словами.
Приведу пример иного рода. В XIX веке министр просвещения России славянофил Александр Семёнович Шишков в противовес иностранным предложил использовать русские слова – например, мокроступы вместо галош, трупоразъятие вместо анатомии, шарокат вместо бильярда. Но насильственное внедрение не имело успеха.
Много и часто использовал в своих произведениях новые слова Александр Исаевич Солженицын. Но в русский язык – об этом можно сожалеть или признать справедливым – они не вошли. Также можно спорить о том, какие слова лучше – русские или заимствованные.
– Что вы скажете о словах-паразитах?
– Конечно, в больших количествах они режут слух, мешают коммуникации. Но их дозированное использование, по-моему, допустимо – они заполняют паузу, дают человеку подумать, что сказать дальше.
– Может быть, всё же следует использовать Закон «О государственном языке»?
– Он предусматривает наказание, но не конкретизирует, какое именно и за что. Поэтому можно постоянно задумываться: преступают государственные деятели в своих выступлениях закон или нет? Между прочим, он сам сформулирован с употреблением не вполне литературных выражений, то есть бюрократических оборотов.
Кстати, это весьма актуальная тема: должны быть законы доступны всем или только профессиональным юристам? Если они непонятны, как их можно соблюдать?
– Открыл закон и прочитал: «При использовании русского языка как государственного языка Российской Федерации не допускается использование слов и выражений, не соответствующих нормам современного русского литературного языка…» Тогда почему герои книг, фильмов и спектаклей порой используют ненормативную лексику?
– То, что случилось за последние, наверное, лет двадцать, – настоящая катастрофа для языка. Ненормативная лексика вырвалась на свободу, когда ломали различные запреты. Если в начале перестройки появление матерных слов в литературе и искусстве оказывало сильное эмоциональное воздействие на зрителей, то, расплодившись, эти выражения перестали работать как художественный приём. Ненормативная лексика была опасным оружием, а превратилась в грязь, покрывающую нашу речь.
– Кто должен хранить или охранять язык? Может быть, лингвисты?
– Сначала надо разобраться: какой язык? Живой? Или его идеал? Если мы говорим об идеале, то такую миссию выполняют словари. Лингвисты же фиксируют развитие языка, находят компромисс между старым и новым. И особенно важная и ответственная роль им принадлежит сегодня, во время активных перемен. Если лингвист слишком консервативен и отбрасывает всё новое, то в результате он получает красивый язык, на котором уже не говорят. Если же брать в расчёт лишь новое, забывая о старых нормах, результатом станет разрыв между поколениями.
Важно найти компромисс между консерватизмом и радикализмом, иначе говоря, не дать языку разорваться на две части.
– Ваша идея создать музей вышедших из употребления слов наверняка нашла отклик…
– Нужна коллективная память, когда люди будут вспоминать старые, дорогие сердцу слова, связанные, может быть, с памятными событиями в жизни, и «сдавать» их в музей. Как осуществить такую идею? Парадоксально, но для сохранения традиций нужно использовать новые технологии. Эта идея, скорее всего, будет реализована в Интернете.