Литературный театр
Шрифт:
Бетрищев. Душа моя! ведь мне ж не прогнать его?
Улинька. Зачем прогонять? но зачем и показывать ему такое внимание? зачем и любить?
Чичиков. Все требуют к себе любви, сударыня. Что ж делать? И скотинка любит, чтобы её погладили; сквозь хлев просунет для этого морду: на, погладь!
Бетрищев. Именно просунет морду: погладь его… Ха, ха, ха! У него не только рыло всё, весь, весь зажил в саже, а ведь тоже требует, как говорится, поощрения… Ха. ха, ха,
Чичиков. Хе, хе, хе, хе!
Бетрищев. Обкрадёт, обворует казну, да ещё и, каналья, наград просит! Нельзя, говорит, без поощрения, трудился… Ха, ха, ха, ха!
Чичиков. Хе, хе, хе, хе (Уходит под руку с Бетрищевым.)
Улинька (вдогонку). Ах, папа! я не понимаю, как ты можешь смеяться! Когда я вижу, что в глазах людей совершается обман в виду всех и не наказываются эти люди всеобщим презрением, я не знаю, что со мной делается (Чуть не плачет.)
Софья Ивановна. Слушайте только, что рассказала протопопша: приехала, говорит, к ней помещица Коробочка, перепуганная и бледная как смерть, и рассказывает, и как рассказывает, послушайте только: совершенный роман: вдруг в глухую полночь, когда всё уже спало в доме, раздаётся в ворота стук, ужаснейший, какой только можно себе представить; кричат: отворите, отворите, не то будут выломаны ворота!.. каково вам это покажется? Каков же после этого прелестник?
Анна Григорьевна. Да что Коробочка: разве молода и хороша собою?
Софья Ивановна. Ничуть, старуха.
Анна Григорьевна. Ах, прелести! Так он за старуху принялся. Ну, хорош же после этого вкус наших дам, нашли в кого влюбиться.
Софья Ивановна. Да ведь нет, Анна Григорьевна, совсем не то, что вы полагаете. Вообразите себе только то, что является вооружённый с ног до головы вроде Ринальда Ринальдина и требует: продайте, говорит, все души, которые умерли. Коробочка отвечает очень резонно, говорит, я не могу продать, потому что они мёртвые. Нет, говорит, они не мёртвые, это моё, говорит, дело знать, мёртвые ли они или нет, словом, скандальозу наделал ужасного: вся деревня сбежалась, ребёнки плачут, всё кричит, никто никого не понимает, ну, просто оррёр, оррёр, оррёр!..
Анна Григорьевна. Воля ваша, Софья Ивановна, здесь не мёртвые души, здесь скрывается что-то другое.
Софья Ивановна. А что ж, полагаете, здесь скрывается?
Анна Григорьевна. Ну, как вы думаете?
Софья Ивановна. Я, признаюсь, совершенно потеряна.
Анна Григорьевна. Ну слушайте же, что такое эти мёртвые души. Мёртвые души…
Софья Ивановна. Что? Что?
Анна Григорьевна. Мёртвые души!..
Софья Ивановна. Ах, говорите, ради Бога!
Анна Григорьевна. Это просто выдумано только для прикрытия, а дело вот в чём: он хочет увезти губернаторскую дочку!
Софья Ивановна. Ах, Боже мой!
В той части сцены, где были персонажи второго тома, появляется Смирнова-Россет.
Смирнова. Но тут Николай Васильевич растаял… вынул из-за пазухи толстую тетрадь и, ничего не говоря, откашлялся и начал читать. Дело шло об Улиньке, бывшей уже замужем за Тентетниковым. Удивительно было описано их счастие, взаимное отношение и воздействие одного на другого.
Гоголь (появляясь на той части сцены, где только что были две дамы из первого тома «Мёртвых душ»). Тогда был жаркий день, становилось душно.
Смирнова. Гоголь делался беспокоен и вдруг захлопнул тетрадь.
Удары грома.
Гоголь. Почти одновременно с этим послышался первый удар грома, и разразилась страшная гроза. Сам Бог не хотел, чтоб я читал, что ещё не окончено и не получило внутреннего моего одобрения.
Голос (микрофон). Мы с вами никогда не прочтём это удивительное описание. Рукописи второго тома «Мёртвых душ» были сожжены.
Гоголь. Русь! Русь! вижу тебя из моего чудного, прекрасного далёка…
Приглушённо звучит русская песня.
Я живу в чужой земле, вижу прекрасные небеса, мир, богатый искусствами и человеком. Но разве перо моё принялось описывать предметы, могущие поразить всякого?
Смирнова. Молитесь за Россию, за всех тех, которым нужны ваши молитвы…
Гоголь. Непреодолимою цепью прикован я к своему, и наш бедный, неяркий мир наш…
Смирнова. Молитесь за Россию…
Гоголь. Эх тройка! птица тройка…
Звучит песня «Степь да степь кругом» в исполнении женского дуэта (Певицы по ходу пения приближаются из глубины сцены к авансцене – и песня звучит громче, затем приглушённо.)
Наши курные избы, обнажённые пространства предпочёл я лучшим небесам, приветливее глядевшим на меня. И я ли после этого могу не любить своей отчизны?