Литературный театр
Шрифт:
Шиллер. Да по праздникам я нюхаю рапе, потому что я не хочу по праздникам русский скверный табак. В год я нюхаю два фунта рапе, по два рубля фунт. Это разбой, я спрашиваю тебя, мой друг Гофман, не так ли?
Гофман. Угу. (Пытается резать нос, но не может устоять на ногах.)
Шиллер. Двадцать рублей сорок копеек на один нос! Я швабский немец; у меня есть король в Германии. Я не хочу носа! Режь мне нос! Вот мой нос!
Гоголь (появляясь). Розы усыпали теперь весь Рим; но обонянию моему ещё слаще от цветов,
Голос (фонограмма.) Или без носа.
Выходит майор Ковалёв с куклой – Носом в мундире статского советника. Ведёт диалог с Носом, произнося и свои реплики, и реплики Носа.
– (Про себя). Как подойти к нему? По всему, по мундиру, по шляпе, видно, что он статский советник… (Громко). Милостивый государь…
– Что вам угодно?
– Мне странно, милостивый государь… мне кажется… вы должны знать своё место. И вдруг я вас нахожу и где же? – в церкви. Согласитесь…
– Извините меня, я не могу взять в толк, о чём вы изволите говорить…
– (Про себя). Как мне ему объяснить? (Громко). Конечно, я… впрочем, я майор. Мне ходить без носа, согласитесь, это неприлично. Какой-нибудь торговке, которая продаёт на Воскресенском мосту очищенные апельсины, можно сидеть без носа; но, имея в виду получить … притом будучи во многих домах знаком с дамами: Чехтырёва, статская советница, и другие… Вы посудите сами… я не знаю, милостивый государь (Пожал плечами.) Извините… если на это смотреть сообразно с правилами долга и чести… вы сами можете понять…
– Ничего решительно не понимаю. Изъяснитесь удовлетворительнее.
– Милостивый государь. (С чувством достоинства). Я не знаю, как понимать ваши слова… Здесь всё дело, кажется, совершенно очевидно… Или вы хотите… (Пауза.) Ведь вы мой собственный нос!
– Вы ошибаетесь, милостивый государь. Я сам по себе, Притом между нами не может быть никаких тесных отношений. Судя по пуговицам вашего вицмундира, вы должны служить в Сенате или, по крайней мере, по юстиции. Я же по учёной части (Отворачивается.)
Гоголь. Вот какая история случилась в северной столице нашего обширного государства! Только теперь по соображении всего видим, что в ней есть много неправдоподобного. А всё однако же, как поразмыслишь, во всём этом, право, есть что-то. Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете; редко, но бывают.
Лёгкая музыка, под звуки которой въезжает экран теневого татра, с обеих сторон от него занавес. На экране «порхают» тени – силуэты бакенбардов, усов, талий, рукавов, улыбок.
Голос (фонограмма.) Нет ничего лучше Невского проспекта. Всё, что вы ни встретите на Невском проспекте, всё исполнено приличия.
Диалог теней (мужской и женский голоса, звучащие через микрофон. Самих «дикторов» не видно):
– Вы здесь встретите бакенбарды единственные, пропущенные с необыкновенным и изумительным искусством под галстук…
– Здесь вы встретите усы чудные, никаким пером, никакою кистью неизобразимые…
– Здесь вы встретите талии, какие даже вам не снились никогда…
– А какие встретите вы дамские рукава на Невском проспекте!
– Бакенбарды бархатны, атласные, чёрные, как соболь или уголь…
– Талии тоненькие, узенькие, талии никак не толще бутылочной шейки, встретясь с которыми вы почтительно отойдёте к сторонке, чтобы как-нибудь неосторожно не толкнуть невежливым локтем…
– Усы, которым посвящена лучшая половина жизни, усы, на которые излились восхитительнейшие духи и ароматы и которых умастили все драгоценнейшие и редчайшие сорты помад…
– Здесь вы встретите улыбку единственную, улыбку верх искусства…
– Усы, которые заворачиваются на ночь тонкою веленевою бумагою…
– Улыбку иногда такую, что можно растаять от удовольствия, иногда такую, что увидите себя вдруг ниже травы и потупите голову, иногда такую, что почувствуете себя выше Адмиралтейского шпиля и поднимете её вверх.
Голос (фонограмма.) Нет ничего лучше Невского проспекта. Чем не блестит эта улица – красавица нашей столицы!
Вдруг тени застывают. Музыка становится драматической.
Голос (фонограмма.) Он лжёт во всякое время, этот Невский проспект. Не верьте этому Невскому проспекту!
Теневой экран отъезжает, слышен голос Гоголя: «Нет, вам нужно подальше из Петербурга».
Гоголь. Пишите ко мне обо всём, что у вас ни есть на душе и на мыслях. Помните, что я ваш старый друг и что я молюсь за вас здесь, где молитва на своём месте, то есть в храме.
Балабина (высвечивается в глубине сцены). Вчера я получила ваше письмо. Я была глубоко обрадована, читая его. Вы мне говорите то, что я себе беспрестанно говорю и что благодать Божия мне открыла. Но как трудно на земле жить так, как надобно, чтоб потом вечно жить на небе!
Гоголь. Я получил сегодня ваше милое письмо, писанное вами от 29 генваря по медвежьему стилю, от 10 февраля по здешнему счёту. Оно так искренне, что показалось мне полно чувства, и в нём так отразилась душа ваша, что я решился идти сегодня в одну из церквей римских (Полумрак, церковная музыка), тех прекрасных церквей, которые вы знаете, где дышит священный сумрак и где солнце, с вышины овального купола, как святой дух (зажигает свечку), как вдохновение, посещает середину их, где две-три молящиеся на коленях фигуры не только не отвлекают, но, кажется, дают ещё крылья молитве и размышлению (Становится на колени со свечкой.) Я решился там помолиться за вас (Церковная музыка чуть громче.)