Литературный текст (Проблемы и методы исследования)
Шрифт:
Список опубликованных Карцевским филологических работ (установленный Р. О. Якобсоном) невелик: он насчитывает 49 наименований, среди которых значительное место занимают рецензии. Впрочем, к рецензированию ученый относился с не меньшей ответственностью и тщательностью, чем к разработке собственных научных проблем, нередко высказывая в этих обзорах свои лингвистические идеи. Излагая концепцию рецензируемой книги, он всегда стремился к предельной точности, опасаясь искажений при передаче мысли автора и сетуя на необходимость соблюдать рамки краткого жанра отзыва. "Очень боюсь <...>, - пишет он Дурново о своей рецензии на книгу А. А. Шахматова "Синтаксис современного русского языка", - что мне не удалось
Одна из главных работ Карцевского "Система русского глагола", как уже отмечалось, была начата еще в Москве. Это исследование гораздо шире заявленной в названии темы во введении к нему дается изложение взгляда ученого на язык как семиологическую систему и разбираются приемы лингвистического анализа9. Все последующие работы Карцевского - будь то развитие его мыслей о глаголе как грамматической категории, исследования фонологии и интонации, орфографии и синтаксиса - пронизаны его "основной творческой идеей" (актуальной до сих пор, как отмечалось выше) об асимметрическом дуализме лингвистического знака "как скрещении омонимии и синонимии"10.
Весьма красноречивой чертой трудов Карцевского, по большей части написанных по-франиузски, представляется то, что все они (даже посвященные вопросам общей лингвистики) проделаны на материале современного русского языка. "Материал из других языков, - как писал об этом Якобсон, - оказывается в его научных трудах (152) только побочным <...>. "В своей работе я - человек одной любви, - говорил он обычно, - и любовь эта - есть русский язык"11.
Во время финской войны Карцевский отправился в Финляндию в качестве журналиста. И там занимался не только журналистикой, но сбором материала по устной речи русских военнопленных, а также образцов языка их письменных посланий домой.
Жизнь Карцевского в нейтральной Швейцарии во время Второй мировой войны была несравнимо более спокойной, чем у его друзей и коллег по Праге. В послевоенные годы, продолжая преподавательскую деятельность, он начинает остро чувствовать свою оторванность от мировой науки. Эта тема проявляется в его письме к Якобсону, написанном в апреле 1948 г. в ответ на полученный им экземпляр коллективного труда о "Слове о полку Игореве", подготовленного известным нью-йоркским семинаром12. На протяжении следующих месяцев Карцевский и Якобсон обмениваются несколькими письмами, в которых, с одной стороны, обнаруживается полная их солидарность в научных вопросах, а с другой диаметрально различные взгляды на дальнейший профессиональный путь в условиях эмиграции13. Из писем Карцевского мы узнаем о его желании вернуться на родину. Это решение он мотивирует ощущением своей научной изоляции: "здесь мне не с кем словом обменяться, посоветоваться, проверить себя" (20 мая 1948); "книг нет, людей, чтобы посоветоваться о моих работах, тоже нет. Доходишь до того, что не уважаешь своего преподавания!" (3 октября 1948). Но главная причина предполагаемого отъезда состоит в осознании невозможности завершить в Женеве свои труды: "Начатое - останется в рукописях, в которых никто не разберется <...>. А там, если бы даже я и не смог их опубликовать <...>, то смог бы их закончить, привести в порядок, когда-нибудь они появились бы в свет или были бы использованы" (3 октября 1948). Из этих же писем Якобсону мы узнаем о посланных Карцевским в СССР нескольких запросах на тему своего возвращения: в Президиум Академии наук, В. В. Виноградову (с которым Карцевский когда-то был знаком и который неоднократно ссылался на его труды14). Л. В. Щербе (о его кончине в 1944 г. Карцевский не знал) и И. И. Мещанинову Ни один из этих адресатов не откликнулся на просьбу женевского профессора.
Письмо Карцевского тогдашнему директору Института языка и мышления академику Мещанинову (1883-1967) сохранилось в личном фонде последнего. Здесь не место характеризовать этого видного советского лингвиста и археолога, приверженца "нового учения о языке" Н. Я. Марра. То, что Мещанинов никак не отреагировал на запpoc Карцевского, вполне естественно: письмо попало в руки адресата накануне крупномасштабной идеологической кампании, развернувшейся в области филологических наук к концу 1947 г., когда нa повестку дня снова вставала борьба с "буржуазным языкознанием"15. (153)
Все последующие годы, продолжая преподавательскую деятельность (став в 1946 г. экстраординарным профессором и начав практический курс на переводческом факультете), Карцевский не оставляет своих планов. В 1956 г. его мечта о переезде в СССР, как казалось, должна была, наконец, осуществиться. Он умер за полгода до намеченной даты отъезда. 14 ноября 1955 г. жена покойного ученого пишет Якобсону: "Сообщаю Вам о кончине Сергея Иосифовича, 7 ноября в 16.15 дня <...>, он так радовался, что в начале мая полетит в Москву <...> и там сможет окончить дело своей жизни - большую грамматику русского языка. Судьба судила иначе"16.
После некоторых колебаний, зафиксированных в переписке жены и сына ученого с Якобсоном, рукописи научных трудов Карцевского были переданы в Комиссию по истории филологических наук при ОЛЯ АН СССР. В настоящее время они находятся в Отделе рукописей Института русского языка РАН (ф. 16). Опись архива Карцевского была недавно составлена француженкой И. И. Фужерон.
Оригинал публикуемого нами текста хранится в Архиве РАН (СПб., ф. 969, oп. 1, ед. хр. 383, л. 1-1об.). При публикации раскрываются сокращения.
Serge Karcevski Geneve, Ie 16 juillet
1947
Dr es Lettres
Professeur
Geneve
46. Bd. du Pont-d'Arve
Действительному Члену Академии
наук И.И. Мещанинову
Москва
Глубокоуважаемый Иван Иванович,
В конце сентября прошлого года, через посредство нашей Миссии в Берне, я обратился в Президиум Академии наук с просьбой сообщить мне, не могла ли бы мне быть дана возможность работать в соответствующем моей специальности научно-исследовательском институте.
Не получив до сих пор ответа на мое обращение, я не знаю, что мне нужно думать: может быть, письмо мое не дошло по назначению или же молчание равносильно отрицательному ответу. Но в последнем случае необходимо было бы знать, каковы его причины.
Кроме того, месяца четыре тому назад, и тоже через посредство Миссии, я написал академику В.В. Виноградову, хорошо знающему мои работы, прося его поддержать мое ходатайство. Но и это письмо осталось без ответа17. (154)
Вот почему, не имея честь быть с Вами знакомым, я все же позволяю себе обратиться к Вам.
Вот уже двадцать лет, как я преподаю русский язык и литературу в Женевском университете. По моей инициативе возник здесь institut d'etudes slaves, которого я был директором с 1929 по 1935 г. и который с прошлого года возобновил свою деятельность. И тоже по моей инициативе здесь создано с 1940 г. Женевское лингвистическое общество, которого я являюсь вице-председателем и которое издает Cahiers F