Литерный эшелон
Шрифт:
Пока еще светило солнце, Андрей читал томик Бунина, неизвестно кем оставленный в зале ожидания станции, на которой недавно стоял «Волхв». Проза была красивая, но проникнута чувством собственного превосходства, которое так свойственна была русской интеллигенции, и которое собственно и погубило бунинскую Россию.
Будто прочитав мысли Андрея, около него присел урядник, спросил:
– А вот, прошу прощения, телегент?
Андрей задумался, посмотрел на книгу: отрицать было, пожалуй, бесполезно.
– Скорее да.
– А вот я?.. Как вы думаете – телегент? Я ж почти офицер? И сын у меня дюже грамотный, хотя и малец ишшо… Вот он и говорит, дескать, ты, папка, почти телегент, и я когда выросту – стану им тоже…
– Вероятность этого исключать нельзя…
– А вот мне скажите как на духу: как отличить телегента от босяка?.. Так чтоб сразу, положим в бане?..
– Интеллигент – это тот… – задумался Андрей. – Кто правильно может написать это слово…
Урядник опечалился: так далеко его ученость не заходила. Спросить, как его писать – было стыдно, это значило сразу себя выдать. Ничего, он как-то позже найдет это слово в газете, перепишет его, вызубрит по букве… Станет немного умнее… Но – потом.
Глядя ему вслед, Андрей задумался – нет, безусловно, этот народ небезнадежен. Медленно, но он меняется, становится умнее. Хотя русский народ многолик, наверняка в нем можно найти человека, и даже множество глупых, нелюбопытных, чем и гордых.
Рыбка ловилась – карасики и плотвичка, сазаны и окуни. Ежели попадалась какая-то мелочевка размером меньше ладони, ее отпускали назад в реку. Эта амнистия не касалась окуней, в котел шли все без разбору за свою хищность – настоящую или будущую.
Книгу пришлось отложить по причине сгущающихся сумерек, и Андрей занял место у костра, подбрасывая в огонь ветки – рыбу он не ловил, да у костра меньше жалили здешние беспощадные и голодные комары.
Понемногу пили здешнее вино – оно было некрепким, и сначала его глотали как средство от жажды – пить из ручья Андрей все же не решился.
Уже в сумерках вдруг понял – он уже изрядно захмелел.
Вот в небе Андрей увидел звезду. Вспомнилось: если она первая, то следовало загадать желание. Хотелось быть с семьей – все равно где, в Лондоне ли, в Петербурге, в Новороссийске. Хотя нет, лучше в Лондоне. Там куда спокойней.
Но нет, оглянувшись по сторонам, он увидел, что вокруг горят другие звезды, даже более яркие, чем первая замеченная им. С желанием стоило бы повременить: Андрей приложился к баклажке, сделал глубокий глоток.
Вот ковш Большой Медведицы – семь звезд. Странная звезда светила там, где ручка сходилась с ковшом… Как же она называется… Нет, не вспомнить. Какая она странная: ее видно, только когда смотреть мимо…
Она будет светить еще долго, после того, как умрет Андрей, Фрол, ребенок Фрола, если таковой будет или внук… Андрей ляжет в землю, череп лишится плоти, а жизнь продолжится, все также будут течь реки, шуметь пшеничные поля…
Верно, это кладбище на круче было бы хорошим местом для финального отдохновения… В хмельном мозгу мелькнула совершенно посторонняя мысль: Может ли быть вещим сон, приснившийся во сне?
Эта шутка показал Андрею остроумной, он вскинул голову и засмеялся. И вдруг увидел на небе новый огонь. Ровно посреди ковша горела звезда даже более яркая, нежели окружающие. Она летела быстро, причем явно не падала, не теряла высоты.
– Эй, глядите, глядите! – позвал Андрей казаков.
– И чего тут? – удивился один. – Оно все время тут летает. Рейсовый, что поезд…
Оказывается, они ее наблюдали каждый день, когда ходили на рыбалку. Куда она летела, зачем? Если та звезда – Полярная, то полет шел откуда-то со стороны Минска куда-то к Тегерану… Странный маршрут.
Но буквально за минуту огонек пересек весь небосклон и скрылся за холмами…
Рыбалка сошла на нет – рыба клевать перестала и уходила на сон в свои водяные квартиры.
Сели ужинать и пить вино.
Где-то далеко почти подряд громыхнуло сразу несколько взрывов.
– Что это? Ночная атака?
– Да не… То большевики рыбки тоже захотели. Лень сидеть с удочками – так они гранаты бросают, а рыба, значит, и всплывает…
– И мы бы так могли.
– Могли бы, да что за интерес? Опять же, гранат малька не щадит, а что толку, если в реке всю рыбу выбить? Что на следующий год ловить-то?
Андрей задумался: и правда, что?..
Громыхнуло еще пару раз: по ту сторону фронта об этом, пожалуй, не задумывались.
Осенью
В бою под Царицыном бронепоезд получил попадание трехдюймового снаряда в паровоз. Защитный лист порвало, заряд разорвался в будке. Убило кочегара, разбило все манометры, трубки. Вырвавшимся паром обварило Илью. К тому же, посекло осколками, сломало руку, ногу, ребро…
– Не жилец ваш еврейчик… – заметил урядник. – Прикажете яму копать? Как у них, у иудеев принято могилы рыть?
– Он крещеный, – ответил Андрей, хотя веры в том у него не было.
Но Пельцман категорически был не согласен помирать. Мало того, пришел в сознание:
– Ай-ай-ай… Больно же как… Я умру наверное… А я мамочке обещал беречь себя. Ай-ай-ай…
Но не малодушничал, не плакал: не просил для себя ни лекарств, ни пули.
Вызванный маневровый локомотив, оттащил поврежденного «Волхва» в тыл. И тут же Андрей распорядился отсоединить все вагоны от уцелевшего локомотива и как можно спешно доставить раненого в госпиталь, в Новочеркасск.
Казаки приказ выполнили безмолвно и только после того, как «ферли» ушел, стали показывать норов.
От неудобных разговоров Андрей не стал прятаться. Когда село солнце, полковник подошел к казачьему костру. Разговор затих, будто его перечеркнули. Верный признак – говорили о нем.
Андрей присел, бросил щепку в костер, всмотрелся в лица этих людей, смелых, утомленных боем…
Пояснил:
– Я с ним – с четырнадцатого года…
– А с нами – с восьмого.
– Не бойся, казак. Я бы так сделал для любого. Но вот ему не повезло. А хочешь проверить мое слово? На месте еврея-то оказаться?