Литконкурс Тенета-98

Автор неизвестен

… Странно было видеть Клетку в платье, тем более белом. Еще более странно было ее лицо: спокойное, умиротворенное какое-то. В изголовье стояла бабка, держа в руках огромную фотографию, где Клетка ослепительно улыбалась. Фотография была сколько-то-летней давности, и Клетка там была еще не Клетка, а Орка — девочка-панк, — и ирокез с зелеными прядями, и булавка в ухе… Но все равно это больше походило на Клетку, чем то, что лежало перед толпой родственников и друзей, перед окаменевшей от горя матерью…

— Тин… Костя…

— А?.. Что?.. — он невидящими глазами скользнул по толпе. Маша Кара осторожно теребила его за рукав.

— Пойдем… Ты же не поедешь на кладбище?

Тин мотнул головой и потянул

Кару в сторону реки.

Там они сидели и молчали, долго, и Тину легче делалось от того, что можно так сидеть и не говорить ненужных слов. Но чуть только вспоминалось, почему они пришли сюда, и он отворачивался от Маши и старательно разглядывал ржавую трубу, выжидая, пока высохнут глаза…

— Тин! Да елы-палы, вот это номер! — что-то знакомое, черно-джинсовое, глядело на него сверху вниз и улыбалось. Тин внимательно всмотрелся в эту улыбку, полную золотых зубов, и неуверенно произнес:

— Тигра..?

— Да елы-палы, он самый! Тормозишь, всего-то два года прошло. Дай лапу, друг!

Тин поднялся, с удовольствием тряхнул протянутую руку. Тигра уже что-то увлеченно рассказывал, одновременно развязывая рюкзак. А Тин вспоминал: два года назад к ним в город из Свердловска пришли двое: невысокая девушка с длинными черными волосами и черноглазый парень с полным ртом золотых зубов, редкими усиками и челкой, лихо спадающей на глаза. Вся тусовка им жутко обрадовалась, но выяснилось, что никто не может вписать этих людей. Тин — тогда еще молодой, «зеленый» и восторженно относящийся ко всему, что было связано с тусовкой — поселил пришельцев у себя (его родители и младшая сестра как раз уехали загорать на море, а его оставили — сдавать сессию). Жить стало лучше, жить стало веселей. Пришельцы — Лия и Тигра — травили анекдоты, между делом учили Тина играть на гитаре и пели песни, от которых все хохотали до колик, или другие — от которых сжималось горло и хотелось плакать.

…А Тигра ничуть не изменился: такой же худой, усатый и смеющийся.

— Пиво у вас тут дешевое, у нас же вообще невозможно жить!.. Слушай, я же тебе фотографии привез, — ты просил, помнишь? — вот Раст, а это мы с Лией…

— Как она-то?

— Замуж вышла полгода назад, — Тигра хохотнул. — Чего-то мы с ней разбежались. Но остались друзьями… Если я не ошибаюсь, она ждет бэби… А как Леночка, Клетка?

Тин с трудом проглотил пиво и посмотрел на Тигру. Тот выжидающе улыбался. — А ты… Она умерла год назад. Год и три месяца.

Тигра замер, и улыбка медленно сползла с его лица.

— Прости, я не знал, правда… Черт, как же так?

С полминуты они смотрели друг на друга, потом Тин спросил: — Тебе опять негде ночевать? — Похоже, так. Я думал у Кая вписаться, а его чего-то дома нету. — Да плюнь на него с высокой колокольни, пойдем ко мне. — Твои родичи опять на море? — Тигра усмехнулся. — Почти. У меня теперь свой флэт из двух комнат — полная свобода действий! — Да вы, батенька, буржуй: в таких условиях да одному жить… — "Вот моя деревня", — провозгласил Тин, когда они с Тигрой зашли в уютный дворик, который ограждали две пятиэтажки.

Дворик этот был редкостью. Там до сих пор сохранились в рабочем состоянии песочницы, качели-карусели и прочий детский инвентарь. А еще там росли березы. Целый двор начинающих золотиться деревьев… — Слушай, а неплохо ты устроился, — удивленно одобрил Тигра. — Почти в центре города — и такой шарман… А каким образом это получилось? — Тут моя тетя жила. А теперь она вот уже почти год как отошла в лучший мир, а перед этим успела завещать любимому племяннику, то есть мне, свою квартиру. Родители решили, что я уже вполне самостоятельная личность, и милостиво повелеть соизволили, чтобы я убирался. — Хорошая тетя… — мечтательно произнес Тигра.

Они поднялись на третий этаж. На

лестнице в них чуть не въехал мальчуган на роликах, но вовремя затормозил, схватившись за перила. Тин сделал страдальческое лицо, а мальчик — торжествующее, и они срепетированным дуэтом продекламировали: — Тормозите лучше в папу,

Папа мягкий, он простит… — Привет, Петька, — улыбнувшись, добавил Тин. И объяснил остолбеневшему Тигре: — Это ежедневный ритуал. Этот пацан каждый день пытается меня задавить. — Когда-нибудь ему это удастся, я в него верю. — Если ты забудешь, что у меня квартира номер восемь, ты сможешь меня найти по наскальной живописи.

На стенах возле квартиры № 8 было написано много чего. Были поздравления с новым годом и днем рождения Пола Маккартни, были цитаты из великих. Например, из Пржевальского: "А еще я люблю жизнь за то, что в ней можно путешествовать". — Добро пожаловать, дорогой друг Карлсон!.. — проскрипел Тин голосом Василия Ливанова, открыв дверь, и оглянулся на Тигру: — Ну и ты заходи… — Да ты крут, приятель! — оценил Тигра, осматриваясь. — Елы-палы, всегда мечтал жить в своей собственной квартире!.. А тетя была хорошим человеком? — Ну как тебе сказать… Она была моя вторая мама. Почти. Она многому меня научила. Представляешь, она к пятидесяти трем годам не забыла, как ставится аккорд Em! — Зашибись старушка была. И квартирка симпатичная. Все такое квадратненькое, уютное, прямо прелесть! Наверно, твои девочки мечтают остаться здесь жить… Тигра повернулся от настенного ковра "Утро в сосновом бору" и наткнулся на взгляд Тина. — Женя, — медленно и внятно сказал Тин. — Ты можешь говорить со мной о своих девочках, но не о моих.

Тигра слегка стушевался, отвел глаза и увидел на столике фотографию Клетки. Он помолчал и сказал сам себе: — Поздравляю тебя, Шарик, ты балбес. — Да ладно. Но на будущее запомни. Есть хочешь? — Ха, спросил! — облегченно выдохнул Тигра. — Я сегодня только завтракал, и все. — Везет же неграм, а я даже не завтракал… — Да-а, пельмени — это вещь, — удовлетворенно сказал Тигра, насаживая на вилку очередной комочек из теста и мяса. — Слушай, Тин, как здорово, что я тебя встретил! — Как здорово на самом деле, что у меня остались пельмени, — уточнил Тин. Если бы не было еды, все было бы гораздо мрачнее…

В дверь позвонили. — Интересно. Какую… лицо несет на ночь глядя? — Тин пошел открывать двери и на всякий случай посмотрел в глазок.

В глазок была видна знакомая бородатая личность в джинсах и тельняшке. — Картина Репина "Не ждали", — извиняющимся тоном пробасил Джокер, заходя в квартиру. — Здорово. Как ты относишься сегодня к гостям? — Терпеливо, — Тин пожал протянутую руку, а из кухни вылетел Тигра и обрадованно закричал: — Джокер! Елы-палы! Сколько лет, сколько зим!.. — Хай, — глаза Джокера слегка потеплели. — В другое время я бы более оживленно тебя поприветствовал, но просто сегодня у меня настроение еще мрачнее, чем обычно. А вообще я даже рад тебя видеть. — Мы можем поделиться пельменями, — сообщил Тин. — К пельменям нужна водка, — рассудительно заметил Джокер. — А может… — Поздняк метаться, — и Джокер вытащил из своей объемистой сумки бутылку. … — Сплошная коммерциализация, — говорил Джокер. — С той же музыкой. Вот что находит куча людей в «Продиджи»? Может, я темный человек, но я не понимаю, что в этой музыке прогрессивного. Это же и не музыка даже. Тут прогресс только с технической точки зрения, а с музыкальной… И еще такая есть вещь, когда смотрят не на внутреннюю сущность, а на форму. Этот чувак из «Продиджи» — на него смотрит человек и думает: "Во, у него прическа отпадная, и язык проколот, и вообще он, наверно, крутой. И музыка у него, наверно, крутая. Вот я тоже буду слушать эту музыку и стану крутым парнем". То есть идут от личности человека к его творчеству, а не наоборот.