Литконкурс Тенета-98

Автор неизвестен

Я сам сначала был крутым металлистом: обслушался какого-то советского «металла» — и два года «висел» только на нем, ходил весь в железках и прочее. А потом мне стали надоедать однообразные тексты и темы. Мне захотелось чего-то большего. И тогда кто-то поставил мне Егора Летова. Я послушал — и понял: текст. Главное — что поет, а не как. Хотя как тоже важно. И вот я обслушался Летова до потери пульса и лет пять только его и Янку Дягилеву слушал. Во многом именно Летов «подвиг» меня на собственное творчество. Это тоже важный критерий «настоящести». Интересно, на что может подвигнуть та же «Продиджи»? Да нет, это даже не интересно: пойти нажраться вдрабадан, разбить пару фонарей на улице или кому-нибудь морду набить. …БГ я сначала вообще не воспринимал. А потом дорос и до него.

До всего в жизни нужно дорасти, и это неизбежно произойдет, если ты хочешь. А если тебя устраивает только оплетать себя феньками с ног до головы… Вот этим отличается нынешнее «пионерье». Раньше "пионеры"-то другие были, они чего-то в жизни искали, вносили какую-то свежую струю в тусовочное

болото. Поэтому быстро переставали быть «пионерами». А эти так на всю жизнь и останутся тусовщиками. Как это..? А, вспомнил — asinus manebis in saecula saeculorum, годы учебы на истфаке не прошли для Джокера даром. — Напиться, обкуриться, попрыгать под «Нирвану», а главное — выставить напоказ свою нестандартность. Ничего в душе, и отличие только внешнее от гопников, цивилов и прочих. Я как-то пробовал с ними спорить, объяснять, что есть истина. Говорил: "Ребята, длинные хайры и балахон с Куртом Кобейном — это еще ничего не значит, не это главное. Можно быть бритым налысо, если это нравится, и быть хорошим и вполне нестандартным человеком". Мы так ни до чего и не доспорили, они были упертые, и я тоже. Я разозлился, ушел, пришел в парикмахерскую — а у меня тогда хайры были ниже плеч — и вернулся на тусовку бритый "под ноль". Они офигели, а я сказал: "Видите, дети, и без волос можно жить на свете…". — Меня недавно одна девочка просто убила, — вставил Тин. — Говорит: "Я решила проткнуть вторую дырку в ухе и стать неформалкой. Только музыка, которую они слушают, мне не нравится, поэтому я по-прежнему слушаю «Иванушек»…

Они расхохотались. Потом Джокер мрачно добавил: — Вот такие, как она, потом плетут феньки на продажу… Их даже можно было бы понять: они как художники, которые продают свои картины. Но фенька — это не ювелирное изделие, это — часть души, и вот чего «пионеры» не могут понять. Конечно, картина — это тоже часть души, но это совсем не то… Продавать феньки — это то же самое, что писать по компьютерному шаблону дружеские письма. Вполне возможно, что они будут одинаково искренними, но… одинаково. А потом вообще пойдет конвейер, и ни о каких чувствах уже не вспомнится… Я знаю, что надо спеть по этому поводу, — Джокер отобрал гитару у Тигры, который все время что-то бренчал. Коммерчески успешно принародно подыхать, О камни разбивать фотогеничное лицо, Просить по-человечески, заглядывать в глаза Добрым прохожим… Украсить интерьеры и повиснуть на стене, Нарушить геометрию квадратных потолков, В сверкающих обоях вбиться голым кирпичом, Тенью бездомной… О, продана смерть моя… * * * * * — Оплотим проезд! — резкий и не по-утреннему бодрый голос кондуктора заполнял собой весь автобус. Юлька попыталась выдернуть руку из хитросплетения людей, курток и сумок. Опять не получилось. Ну вот как в таких условиях достать и гордо предъявить свой проездной? — Передняя площадка, кто еще не обилеченные? — кондуктор активно работала, и Юлька в который раз подумала: "Как они могут в таких экстремальных условиях, когда люди стиснуты и приплюснуты друг к другу, прибиты словно гвоздями, наматывать не один десяток километров и еще не забывать собирать деньги? Тут одна мысль: как бы на ногах удержаться, да еще чтобы эти ноги были по возможности поближе к остальному телу… ну вот. Отдайте ногу. Ногу отдайте, говорю! А-а-а! "Помогите, хулиганы зрения лишают!" …Уф. Хорошая остановка все выходят. Ну, почти все. Отдайте ногу!.."

Ногу отдали, и руку тоже, и Юлька наконец добралась до кармана, где лежал проездной. Должен был лежать. Должен!!! Юлька вдруг с ужасом поняла, что оставила проездной дома. Лежит он, такой зелененький, в студенческом билете с красивой обложкой, на столе лежит, рядом с серебряным колечком и часами, которые она тоже забыла. Какая прелесть. "Евпатий Коловрат! — прошептала она. А что же я буду кушать сегодня, если придется отдать полтора рубля?.. Кель кошмар". — Оплотим проезд! — рявкнула кондукторша в самое Юлькино ухо, и Юлька бы даже подпрыгнула от неожиданности, если бы было больше свободного места. — Девушка, что у вас?.. — кондукторша потянула за рукав симпатичное (по крайней мере, со спины) существо. Существо помедлило, потом повернулось лицом к кондукторше (и к Юльке) и… Ну, конечно. Это была вовсе не девушка, а юноша. Это было очевидно. И длинные волосы, и серьга в левом ухе не придавали этому замечательному лицу никакой женственности. Юноша с укоризной посмотрел на кондукторшу. Он, наверное, очень удивился, потому что принять за девушку его, одетого в стального цвета костюм-тройку, было весьма затруднительно. — Извините. Что у вас? — не отступала та. — У меня — прекрасное настроение, — улыбнулся молодой человек. — За проезд рассчитываемся. — Не буду. — Выходим. — Да у меня проездной, — сжалился он и показал заветную бумажку в раскрытом студенческом билете. Юлька с завистью посмотрела на его проездной, одновременно пытаясь выловить пятьдесят копеек, которые упорно не желали покидать кармашек брюк. — А у вас..? — кондукторша посмотрела на нее, не решаясь уже классифицировать по половому признаку. Может, это девочка в белых вельветовых брюках и мужской рубашке, а может, это мальчик такой с прической каре, где одна сторона длиннее. Симпатичный курносый рыженький мальчик. Или все-таки девочка?.. Ну вот, началось… — Отрастили волосьев-то, вот и не обижайтесь, что за девок принимают, бурчала бабулька, сидящая рядом. — Ишь, и серег-то в ушах понавешано, и платки еще теперь носят парни, и красятся… — Это не те парни, — прошептала Юлька, наконец выловив денежку. — Точно, — усмехнулся молодой человек. — Что у вас за проезд? Оплотим, пожалуйста. — Сударь, вы

случайно не юрист? — спросила Юлька, протягивая кондукторше то, что у нее было за проезд. — Не знаете, нет ли у нас закона, который разрешает не платить за проезд и вообще — не выполнять требование, если оно высказано неправильно? — Чего это неправильно? Ты язык-то придержи! — вспыхнула кондукторша. Образованная, что ли? — Образованная на филологическом факультете, так что имею право хотя бы намекнуть, что в русском языке нет слова «оплотим», ну ни в одном глазу! — Кайф какой! — шепотом оценил молодой человек, внимательно глядя на Юльку. А вы не знаете, лошади зевают? — Не знаю… — Юлька даже растерялась. Вот это спросил! — Должны, наверное. Кошки и собаки зевают, даже бегемоты и крокодилы. И лошадь, наверное, тоже. Что она, не человек, что ли?

Юноша рассмеялся. — Сударь, а зачем это вам? — спросила Юлька в тайной надежде, что он не скажет сразу: "Чтобы с тобой познакомиться". Чтобы лучше тебя видеть, Красная Шапочка… — Прибило. Знаете же, бывает такое: свалится с неба какой-нибудь вопрос и прибьет. И вот ходишь и мучаешься. А нас вчера вдвоем прибило — меня и Тигру. — Грандиозно. Только как-то загадочно: я знаю имя вашего друга, но понятия не имею, как зовут вас… — Тин. Или Костя, — и он внимательно посмотрел на Юльку. Юлька совершенно потерялась в его серо-голубых глазах, но собрала волю в кулак и, по возможности не запинаясь, сказала: — Юля. — Ну вот, — улыбнулся Тин. — Теперь мы можем нормально общаться. Помните фразу из "Мастера и Маргариты": "Никогда не разговаривайте с неизвестными"? А мы теперь знакомы и можем разговаривать со спокойной совестью. Кстати, у вас есть Совесть? — Да, — гордо сказала Юлька. — У меня есть Совесть, Внутренний Голос и Интуиция в одном флаконе — это некто Алька, если вы ее знаете. — Знаю, года два уже. А еще?..

— А еще Голос Разума — Вика, моя однокурсница…

Автобус сильно тряхнуло. Тин — движением человека с хорошей координацией перехватился крепче за поручень, одновременно придержав Юльку за плечо. Юлька, которая в это время чуть не упала на сердитую бабульку, тоже поудобнее взялась за поручень и поблагодарила Тина. — Работа такая, — серьезно ответил он. — Если я правильно услышал, вы филолог. — Мы? — Юлька решила выяснить этот вопрос. — Ты, — улыбнувшись, тут же откликнулся Тин. — Ну так как? — Ага. Филолог я, журналист. — Здорово. Знаешь Машу Кару? — Знаю. — Как она живет?

— Ой… В общем, она с трудом выбила себе академ, потом попыталась начать учиться, но, по-моему, ничего хорошего из этого не получилось. И вообще, я ее последний раз видела под Новый год. — Надо же, как все запущенно…

Юлька подумала то же самое. Она слегка удивилась, услышав, что этот вполне цивильный — если не считать серьги в левом ухе — молодой человек интересуется Карой. Нет, Юлька ничего против нее не имела, просто очень уж загадочный человек была Маша Кара. Кто лучше всех умел анализировать стихотворения? А писать портретные зарисовки? А стихи, в конце концов? Она, Маша Кара. И — кто мог напиться до состояния готовальни или обкуриться марихуаны до говорящих кактусов? Тоже она. Правда, эти две ее личности сочетались почти в равных пропорциях, так что, наверное, это не так уж плохо. Наверное, в этом есть особый кайф — приходить примерно к третьей паре мрачной, как сто погостов, и на вопросы о самочувствии отвечать: "На букву «Х», и не думай, что «хорошо». Похмелье дичайшее…". И, в общем, это даже и создает тот самый ореол загадочности и романтичности, который… Ну, люди, не обязательно же так пихаться!..

Народ брал штурмом уже набитую людьми «гармошку», как Зимний дворец. Юлька вернулась к реальности. — Так ты все-таки не юрист? — спросила она. — Физик я, — значительно ответил Тин. — Что мне нравится на физфаке — это декан и дни факультета. — Наши Дни Физики — это наша гордость, лучшее, что создано нами как факультетом… — Это говорил Горький про литературу! — возмутилась Юлька. — Да, — сказал Тин. И опять посмотрел на нее так же внимательно. Юльке показалось, что он имел в виду что-то другое, когда сказал «да», но она решила не льстить себе. И вообще, им через остановку выходить. — Значит, ты физик. А ты знаешь Кельта? — Ну еще бы, мы в одной группе. А что? — Да так, вспомнилось. — Именно «вспомнилось», слово в среднем роде. Мне вспомнилось Кельт…

Тин и Юлька рассмеялись. "Хорошо смеется. Классно смеется", — подумала Юлька и сказала: — Ну, сам понимаешь, обозначать Кельта мужским родом… ввиду его несколько нестандартной ориентации… Хотя в остальном он очень славный мальчик. — Всенепременно. Мы с ним вот уже четвертый год замечательно дружим. — А мы с ним неделю назад поженились. — По приколу? — после недолгой паузы уточнил Тин. — Ну конечно. Я стала его двенадцатой женой. Первые девять мест зарезервированы под мальчиков, десятая — Алька, а одиннадцатой я быть не захотела. — Так ты теперь через него с Рэйном породнилась, — уважительно заметил Тин. — Серьезно? — обрадовалась Юлька. — А как? — А просто. Алька и Кара составляют Единое Целое. А Кара в глубокой своей и бесшабашной юности "вышла замуж" за Рэйна. Так что…

— Сухаревой башни двоюродный подсвечник, — определила Юлька.

Тин снова рассмеялся. "Умница, дочка", — похвалила себя Юлька и тут же спохватилась: — Нам выходить. — Точно, — Тин аккуратно постучал в плечо здоровенного «шкафа», на котором забавно смотрелась шапочка с помпончиком. — Сударь, вы сейчас выходите? — Выхожу, — прогудел «шкаф». Он степенно вышел из автобуса, за ним выпрыгнул Тин и еще успел подать руку Юльке. "Зашибись, — подумала она. — Это вам не пуп царапать грязным пальцем", и посмотрела на часы. — Ну, мне направо. — А мне налево, — подмигнул Тин. — А сколько у тебя сегодня пар?