Литконкурс Тенета-98
Шрифт:
Бесконечная война… Мать готовила свежего хлеба Скоро дети из боя вернутся. Она ждет их каждое лето, Солнце силится ей улыбнуться… Ну а там, где мелькают рясы, Генералы идейных красок, Запивая политику квасом, Превращают солдатов в мясо…
Бесконечная война… Ну а вы, по ту сторону поля, Ковыряете танками землю, Автоматом, штыком и невольно Рвете в клочья мертвые вены. После этого прыгают с крыши, Убивают невинных мальчишек, Тех, кто ростом да силой не вышел, Тех, кто спрятался тише мыши.
Бесконечная война… Мать готовила свежего хлеба.
Солнце силится ей улыбнуться.
Где же ты — патриот мой с победой?
Сколько их, которые уже не вернутся…
Бесконечная война… Губы Тигры искривились в жесткую усмешку. Потом вдруг глаза его яростно
Когда уже собрались спать, а в окно робко пробирался рассвет, Тигра вспомнил: — А что за девушка, которой ты звонил? — Да помнишь — Юля, моя Совесть. — А, ну как же, конечно помню! — с энтузиазмом воскликнул Тигра, но, встретив взгляд Тина, осекся: — Да ладно, у меня же к ней чисто патологич… э-э-э — платоническое чувство. — Ты смотри у меня, — Тин погрозил ему пальцем. — А то, понимаете, я в кои-то веки… мне в кои-то веки понравилась девушка, а тут некстати — Тигра… — Значит, понравилась? — уточнил Тигра — Пока да. Пока только понравилась… И вообще: пора спать. — Так еще же время детское! — Помнишь правила поведения на вписке? "Ночь наступает тогда, когда хозяин захотел спать!". — "…А мастера по постели зовут Прокруст". — Молодец, пять. Так и быть, я сам вымою посуду. * * * * *
Далеко не каждый человек
имеет правильное понимание
хорошей музыки.
Toshka.
Была суббота, и от осознания того, что завтра не надо рано вставать и ехать учиться, душа Юльки ликовала. Тем более Юлька шла на день рождения Кая, так что жизнь была вообще прекрасна. А если учесть, что там вполне может оказаться Тин…
Юлька шла по вечерней улице и читала стихи. Вслух. Прохожим и себе, людям и птицам, и вообще этому миру, в котором все так замечательно:
Это был неясный вечер; клочья снов соткали воздух, В дыры черных подворотен уползали страхи дня. И бродячие собаки с шерсти стряхивали звезды, Чтобы было все прекрасно у тебя и у меня… — Эй, девочка, где тут дом номер 118? — спросили за спиной. Юлька обернулась. Трое «пацанов» в спортивных костюмах и кепках с интересом разглядывали ее. — А почему ты оборачиваешься? Ты что, и правда все еще девочка? — они заржали. — Вам в другую сторону, — сухо сказала Юлька. «Пацаны» уже начали ей надоедать. Она развернулась, чтобы идти дальше, и почувствовала сильные цепкие пальцы на своем плече. — Подожди-ка, девочка, это же невежливо. Что значит "в другую сторону"? Ты что, не хочешь составить нам компанию? — Сударь, я спешу. Извольте отпустить мою руку. — Надо же, как мы изысканно выражаемся! Какие мы воспитанные! — парень издевательски ухмыльнулся, совсем не собираясь отпускать Юльку. Она дернулась, но он лишь крепче сжал ее руку. — Девочка, почему у тебя три сережки в ухе? — спросил второй. — И что это у тебя на руках? — заинтересовался третий, зацепил пальцем одну из фенечек и внезапно дернул. Фенька порвалась, а Юлька свободной рукой дала ему пощечину. Он развернулся и наотмашь ударил ее по лицу. — Спокойно, Вадик, — первый удержал его руку, замахнувшуюся для второго удара. — Ты сам был виноват, вот и получил. А девочка еще не ответила нам на вопросы, и он снова повернулся к Юльке. — Так почему у тебя три сережки? Ты что, неформалка?
Юлька уже поняла, что ее просто так не отпустят, и решила сказать им все, что она о них думает: — Слушайте, вы, братья наши меньшие по разуму! У вас свои понятия, у нас свои… — Вот за понятия… — спокойно сказал первый и ударил Юльку в солнечное сплетение…
…Юлька сидела, привалившись спиной к дереву, и пыталась понять: уже поздний вечер или у нее в глазах темно? Голова кружилась, страшно болел правый висок и… наверное,
При очередной неудачной попытке встать она нечаянно задела тополь сломанной рукой, и ее пронзила такая боль, что она тут же провалилась в черную бездну, потеряв сознание… — Юля!..
Детвора смеется — в детских лицах ужас
До смерти смеется, но не умирает…
Это чтобы связь была крепче… чтобы узаконить…
Чтобы было все прекрасно у тебя и у меня… — Юля, очнись, пожалуйста!..
А за дверями роют ямы для деревьев,
Стреляют детки из рогатки по кошкам,
А кошки плачут и кричат во все горло… — Юля!!!
Юлька очнулась. Она увидела над собой знакомое лицо и прошептала: — Тин..? — Господи, я уже думал, ты никогда ничего не скажешь, — Тин облегченно вздохнул. — Как ты? Сейчас приедет «скорая». — А почему… — Юлька обвела взглядом то, что находилось вокруг. — Где мы? — У поста ГАИ. Я не хотел оставлять тебя одну, а надо было звонить в «скорую», вот я и решил отнести тебя сюда. Тут полквартала всего. Ну, ты как?
— Насколько я понимаю, сломана рука… левая… нет, это называется «правая»… ужасно болят почки, и еще голова…
— У тебя рассечен висок. — Это они меня, кажется, об дерево… Но я тоже собой горжусь. Один из них, по-моему, еще долгое время не захочет общаться с женщинами.
Тин успокоенно улыбнулся и коснулся ладонью Юлькиной щеки. — Юля… Это так здорово, что я успел тебя найти… Ты не представляешь, как это здорово.
Юлька слабо улыбнулась, и вдруг на нее обрушилась дикая головная боль. — Тин! — Что случилось? Что?! — крикнул Тин, увидев, что она резко побледнела. — Я тебя не вижу… — прошептала Юлька. — Я вообще не вижу ничего. — Юля, солнышко, держись, пожалуйста. Слышишь, уже едет «скорая». Ты только не умирай, ладно? Пожалуйста!.. Господи, пойми, я не смогу второй раз потерять любимого человека, едва найдя его!.. Юля, скажи что-нибудь. Юля! — Не уходи. Только не уходи… — Я никуда не уйду. Я не могу тебя бросить.
У Юльки перед глазами прыгали и метались разноцветные шары, они сталкивались и рассыпались на множество искорок. Голос Тина звучал все слабее, потому что в ушах звенело, но Юлька, собрав все силы, вновь и вновь возвращалась в этот мир, где снова все было прекрасно… * * * * * На лестнице было темно. Алька вскарабкалась на свой девятый этаж, выжимая по дороге совершенно мокрую рубашку; отдышавшись, достала ключ, и тут к ней пришла совершенно закономерная мысль: "А почему так тихо? Почему не слышно "Орбита без…" — чего там? Соли? Хлеба? Страха и упрека?.. — разносящегося по всему подъезду, несмотря на первый час ночи? Неужели эта… создание — младшая сестра — опять существует в наличии отсутствия?.. А, ну понятно. Спасибо, записку оставили. Чего?.. Ну и почерк!.. Ах, «ушла». Надо же, я и не заметила. "Не вернусь". Что, вообще никогда в жизни? А чего ж не забрала свою любимую клетчатую рубашку — вон на диване валяется, — как ты будешь без нее жить? Плохо будешь жить, поэтому, наверное, вернешься… Кто в холодильнике? Какой серп?!. Ах, суп. Феерично. У нас есть еда. Сейчас мы будем есть еду. Кай, конечно, абсолютно дивный человек, но вот с едой у него в квартире некоторый напряг".
Алька надела сухую рубашку ("А дождь все-таки замечательный! Люблю дождь"), прошлепала к холодильнику, по дороге включив БГ, и вытащила кастрюлю. "Надо же, почти половина! А еще… еще у нас есть две сосиски, хлеб и майонез. Да это же просто рай! Это же можно жить!..". Она поставила кастрюлю на плиту, плюхнулась на стул и соорудила себе бутерброд. Отъев половину, она задумчиво уставилась на него. "Боже, видела бы мама, чем я питаюсь!.. Нет, лучше не надо, ей бы стало плохо. Интересно, Кай когда-нибудь ест? Как ни придешь к нему, в холодильнике пусто, как у Тигры в голове… Наверное, он не ест вообще, он только пьет. Поэтому такой худой. А мне еще везет. У меня есть еда, какая-никакая… скорее никакая". Алька сосредоточенно откусила сосиску.