Лиюшка
Шрифт:
— Не хочу я, — отвернулся Ефим.
— Если устал, так и скажи — я сама понесу рюкзак, ты спальный мешок.
— Я не устал, — буркнул Ефим, поправляя лямки рюкзака.
— Пойдем через поле, — предложила она и, не оглядываясь, шагнула вперед, к близкому сквозному, но тенистому лесу.
— А вообще-то можешь вернуться, — резко повернулась она. — Я пойду одна.
Он, шагнув, налетел на нее, опешил.
— Нет, я ничего… Я иду, — виновато сказал он, опуская ресницы от
— Ну, как хочешь, — и пошла уверенно, будто и нет его.
Перед тем, как войти в лес, она остановилась. Из-под ног, пискнув и пронзительно сверкнув темным глазком, ошалело метнулся в кусты суслик.
— Глупенький, ты не бойся, — сказала она, — мы люди, — и обошла свежую норку.
В прохладной тени леса Шурочка долго прислушивалась к посвисту птиц и громкому перестуку, будто вдалеке рубили топором. Она, крадучись, пошла на этот стук. В развилье плакучей березы пестрый дятел терпеливо долбил нарост коры вокруг чаги.
— Этак мы никуда не придем, — хмуро сказал подошедший Ефим. — Ты до захода солнца все будешь разглядывать хвосты у лесных пичуг, а нам еще надо выбрать место на ночлег, набрать сушняку на костер и воды…
— Ох, и скучный же ты мужик, Ефим… Ну, хорошо, иди вперед… А ночевать мы будем в какой-нибудь копешке… Найдем. Ты никогда не ночевал в копешке?
— Не приходилось.
— Ты многое потерял. Зароешься в сено до подбородка и, пожалуйста, — перед тобой все небо, все звезды. Лежишь, смотришь и слушаешь писк и шорох мышей…
— Я мышей боюсь.
— Зря, — сказала она ему в спину, — у них добрые, кричащие от вечного страха глаза. Ты видел глаза мышей?
— Тебе хочется надо мной издеваться?
— Нет. А ты глаз мышей не видел. Ты видел только мышь — серый дрожащий комочек… А, в общем, ты ничего не видел… — она помолчала. — Лежишь, смотришь в ночь, слушаешь и думаешь обо всем на свете… Потом на лицо упадет роса. А на голову невзначай сядет старая, слепая сова. Похлопает крыльями, попугает ночь. А после слетит и склюнет зазевавшегося мышонка… Ты видел сову? — засмеялась она.
— Видел… Чучело в школе.
— Считай, что тебе повезло. А ты заметил, какие у нее глаза? Высокомерные, льдистые…
— Знаешь, Шура, ты фантазерка. И ты сейчас мне несешь кукую-то дикую чушь, — остановился, снял рюкзак. — Дай спальник!
— Вот тебе на! О чем же тебе рассказывать? Об асбестовом порошке или о Василине, как она приглядывает своему сыноньке невесту. Или о том, как вчера подрались в столовой двое монтажников. Один другому насыпал соли в каску?
Ефим молча вытер рукавом спортивной майки пот над губой и, осмотревшись, чуть отошел под березу в высокую траву
— Достань репудин! — скомандовал он.
Это ей смешным показалось.
— А винца тебе не достать?
— Сам достану.
Он зачем-то сбросил кеды и босиком, шалея, пошел на нее и скоро смял на траву. Она признавала эту силу, покорялась ей. И, чувствуя подкатывающийся сладкий жар в теле, она понимала, что после опять будет равнодушна к нему, будет открыто посмеиваться над ним, иногда презирая.
Он запрокинул голову и, ловя жарким ртом ее смеющиеся твердые губы, простонал:
— Шурка, дура ты, дура! Чего ты изводишь меня? Ну чего?.. В загс сходим…
— А ты думаешь, мне с тобой охота маяться?
Поднял Ефим голову и ослабил руки:
— Как это?
— Да просто… Молодой ты еще… Лет на семь поди моложе меня, а? Да и не поймем мы друг друга…
— Ты не темни, голубушка! Знаю я, что на Корюкина заришься. Красивый, денежный парень… Квартира есть… Увижу с ним, зашибу!
— Какие вы все эгоисты — один убью, второй зашибу… Тьфу!.. А ну, встань!..
Он нехотя поднялся, достал бутылку сухого вина и залпом выпил кружку.
— Будешь? — налил ей.
— Посмотри, как на стволе березы дрожит тень листьев, и о нее спотыкаются муравьи. Ты посмотри!
— А, чушь! На, испей этой водицы…
Лежа, она потянулась рукой, сорвала розовую макушку тысячелистника, сказала:
— Пьем вино под такой красивой березой и все обижаемся на жизнь…
— Я на жизнь не обижаюсь. Я на тебя обижаюсь. Эх, как бы мы зажили!
— А как? — спросила она.
— Хорошо.
— Ну, а как хорошо-то?
— Поработали б, а вечером в сад поехали.
— В чей сад?
— Ну, взяли б участок земли. Деревца посадили…
— А на чем бы поехали?
— У меня ведь и гараж есть, можно б подкопить на машину. А потом сел, поехал — красота! А в саду малинка, цветочки…
Она подумала: «И Яшка тоже мечтал об этом… Интересно, а как Игорь живет?..»
— О чем думаешь? — спросил он.
— Как живет Игорь, — пошевельнулась.
— Как живет? Мы-то мечтаем, а он, небось, уж дачу достраивает. А мы мечтаем…
— Мы не мечтаем. Во всяком случае я.
Он не ответил, насупился. Она удовлетворенно молчала, разглядывая лесные цветы.
Тишина. В зеленой прореди блекло-синее небо и томное бледное солнце, да далекая морзянка дятла и тонкий писк комарья напоминают, что жизнь людская не вечна…
— Я люблю тебя, — вдруг печально сказал Ефим. — Я тебя очень люблю. А ты сейчас думаешь о Корюкине… Ты уйдешь к нему. Я это предчувствую…