Лобное место. Роман с будущим
Шрифт:
ПРАВДА, 22 августа 1968 г .
ВОЛЯ СОВЕТСКОГО НАРОДА ЕДИНА И НЕПОКОЛЕБИМА
Все советские люди твердо и решительно поддерживают действия, предпринятые для защиты дела социализма и мира
Многотысячный коллектив Московского автозавода им. И.А. Лихачева единодушно одобряет действия Советского правительства и правительств других социалистических стран, направленные на защиту и укрепление социалистического строя в Чехословакии и оказание помощи чехословацкому народу…
ПРАВДА, 23 августа 1968 г .
ОДОБРЯЕМ!
Единство и сплоченность братских народов восторжествует!
СОВЕТСКИЙ
В Москве продолжаются митинги и собрания, на которых рабочие, служащие, деятели культуры и науки, все трудящиеся выражают свою безраздельную поддержку Ленинскому Центральному Комитету КПСС и Советскому правительству…
«Накануне прошел дождь, но в воскресенье с самого утра было ясно и солнечно. Я шла с коляской вдоль ограды Александровского сада; народу было так много, что пришлось сойти на мостовую. Малыш мирно спал в коляске, в ногах у него стояла сумка с запасом штанов и распашонок, под матрасиком лежали два плаката и чехословацкий флажок…
Флажок я сделала еще 21 августа: когда мы ходили гулять, я прицепляла его к коляске – когда были дома, вывешивала в окне. Плакаты я делала рано утром 25-го: писала, зашивала по краям, надевала на палки. Один был написан по-чешски: “At’ zije svobodn'e a nez'avisl'e Ceskoslovensko!”, т. е. “Да здравствует свободная и независимая Чехословакия”. На втором был мой любимый призыв: “За вашу и нашу свободу”…»
Так начинаются мемуары Натальи Горбаневской, и не знаю, как вам, а мне было интересно буквально с первых строк.
«…Проезд между Александровским садом и Историческим музеем был перекрыт милицией: там стояла очередь в Мавзолей… Но когда я обошла Музей с другой стороны и вышла на площадь, она открылась передо мной просторная, почти пустынная, с одиноко белеющим Лобным местом…»
Конечно, я заглянул в Интернет посмотреть, как выглядела эта Горбаневская. К сожалению, ни одной ее фотографии в молодости не нашел, но зато нашел координаты ее сыновей Ярослава и Иосифа – того самого, который малышом «мирно спал в коляске, в ногах у него стояла сумка с запасом штанов и распашонок, под матрасиком лежали два плаката и чехословацкий флажок…». Понятно, я тут же позвонил им обоим. Но Иосиф был занят переездом на другую квартиру, его телефон не отвечал, а старший, Ярослав, не только прислал мне разрешение на цитирование книги матери, но и подсказал, где можно найти ее фотографии в молодости – в Фейсбуке. И что я увидел? Я увидел, что Акимов был прав – Наталья Горбаневская была маленького росточка, метр пятьдесят! – и худенькая, как Юлия Савичева. Ничего геройского, простая библиотекарша на полставки, двое детей, пишет стихи… Но какой должен был быть стержень внутри, чтобы в стране, где «все трудящиеся твердо и единодушно поддерживают Ленинское Политбюро КПСС», вдоль огромной очереди этих трудящихся к покойнику, создавшему эту империю, идти с грудным сыном в коляске мимо сотни ментов и кагэбэшников в штатском!..
И я тут же представил, как это будет на экране: общий план Манежки и Александровского сада, снятый с помощью дрона, с операторского крана или с крыши отеля «Националь» – светлая минорная музыка, солнечный августовский день, огромная очередь трудящихся тянется вдоль забора Александровского сада, ее не то сторожат, не то охраняют молодецкие менты, одетые в белые парадные кители, а мимо них, обгоняя эту медленную очередь, целеустремленной походкой идет одинокая маленькая женщина с детской коляской. И сразу – музыкальный удар – ее крупный план: эта женщина смотрит прямо перед собой, опускает глаза на коляску… видит (и мы вместе с ней) спящего трехмесячного сына… и снова смотрит вперед, только вперед… И мы вместе с ней видим (общий план) приближающийся, вырастающий и нависающий над ней краснокирпичный Исторический музей с гигантским панно «Верной дорогой идете, товарищи!». Макроплан – с этого панно Ленин смотрит ей в глаза… Макроплан – она смотрит ему в глаза… И – средний план, в профиль, панорама с движения: проход Горбаневской вдоль очереди, мимо милиционеров и гэбистов – это длинный, под напряженную музыку, проход… И детская коляска со спящим ребенком, которого мать везет на самое Лобное место страны! О, это будет эпизод, пробивающий души! Кто напишет музыку к нему? Максим Дунаевский? Надеюсь, он доживет до 2034-го…
«Я
Я благодарю братьев Горбаневских за разрешение цитировать «Полдень» Натальи Горбаневской, но вы можете и сами скачать эту книгу в Интернете и прочесть потрясающую повесть, которая просто просится на экран. Едва те восемь безумцев сели у Лобного места и развернули свои самодельные плакаты, как со всех сторон Красной площади к ним бросились гэбэшники и гэбэшницы, стали рвать плакаты, бить, кричать «Бей антисоветчиков!» и тащить их в две светло-голубые «Волги», подкатившие к Лобному месту.
«Ребят поднимали и уносили в машины… Последним взяли Бабицкого… Я осталась одна. Малыш проснулся от шума, но лежал тихо. Я переодела его, мне помогла незнакомая женщина, стоявшая рядом. Толпа стояла плотно, проталкивались не видевшие начала, спрашивали, в чем дело. Я объясняла, что это демонстрация против вторжения в Чехословакию… “Они что, чехи?” – спрашивал один другого в толпе. “Ну и ехали бы к себе в Чехословакию, там бы демонстрировали…” Я сказала, что свобода демонстраций гарантирована Конституцией. “А что? – протянул кто-то в стороне. – Это она правильно говорит. Нет, я не знаю, что тут сначала было, но это она правильно говорит”. Толпа молчит и ждет, что будет. Я тоже жду…
Но вот раздалось требование дать проход, и впереди подъезжающей “Волги” двинулись через толпу мужчина и та самая женщина, что била Павла Литвинова… “Ну, что собрались? Не видите: больной человек…” – говорил мужчина. Меня подняли на руки – женщины рядом со мной едва успели подать мне на руки малыша, – сунули в машину – я встретилась взглядом с расширенными от ужаса глазами рыжего француза, стоявшего совсем близко, и подумала: “Вот последнее, что я запомню с воли…” [В машине] я кинулась к окну, открутила его и крикнула: “Да здравствует свободная Чехословакия!” Посреди фразы “свидетельница” с размаху ударила меня по губам. Мужчина сел рядом с шофером: “В 50-е отделение милиции”. Я снова открыла окно и попыталась крикнуть: “Меня везут в 50-е отделение милиции”, но она опять дала мне по губам. Это было и оскорбительно, и больно.
– Как вы смеете меня бить?! – вскрикивала я оба раза.
И оба раза она, оскалившись, отвечала:
– А кто вас бил? Вас никто не бил.
Машина шла на Пушкинскую улицу через улицу Куйбышева и мимо Лубянки…
– Как ваша фамилия? – спросила я женщину в машине.
– Иванова, – сказала она с той же наглой улыбкой, с которой говорила “Вас никто не бил”.
– Ну конечно, Ивановой назваться легче всего.
– Конечно, – с той же улыбкой…»
Вы видите это на киноэкране? Конечно, видите, тут все по-киношному точно и выразительно. А ведь это только завязка! Дальше еще интересней – допросы, тюрьмы, психбольницы, гигантская машина совдепии, владеющая половиной мира, огромной армией и т. д. и т. п., пытается сломить восемь мужчин и женщин…
И все-таки я заставил себя закрыть акимовскую папку, ведь я себя знаю – если увлекусь какой-то темой, немедленно сяду писать сценарий, и ничто меня уже не оторвет, даже путешествие в Будущее. В этом отношении я еще запойнее, чем Акимов и Ярваш вместе взятые, работа для меня – наркотик посильней кокаина. И только одного пока не хватало в этом материале – того, о чем говорил мне Мастер на озере Небесного Кленового листа – любви! Восемь молодых людей восстали против всесильного Политбюро, КГБ, МВД, Ленинского комсомола, газетного единодушия советского народа и танковых дивизий Советской армии, ворвавшихся в Прагу, но что же держало этих восьмерых, кто в кого из них был тайно или явно влюблен и почему так бестрепетно они пошли в лагеря и психушки?