Лобное место. Роман с будущим
Шрифт:
ГЛАВНЫМ РЕДАКТОРАМ ГАЗЕТ:
«Руде право», «Унита», «Морнинг стар», «Юманите», «Таймс», «Монд», «Вашингтон пост», «Нойе цюрхер цайтунг», «Нью-Йорк таймс» [8]
Уважаемый господин редактор, прошу Вас поместить мое письмо о демонстрации на Красной площади в Москве 25 августа 1968 г., поскольку я единственный участник этой демонстрации, пока оставшийся на свободе.
В демонстрации приняли участие: Константин Бабицкий, лингвист, Лариса Богораз, филолог, Вадим Делоне, поэт, Владимир Дремлюга, рабочий, Павел Литвинов, физик, Виктор Файнберг, искусствовед, и Наталья Горбаневская, поэт. В 12 часов дня мы сели
Мои товарищи и я счастливы, что смогли принять участие в этой демонстрации, что смогли хоть на мгновение прорвать поток разнузданной лжи и трусливого молчания и показать, что не все граждане нашей страны согласны с насилием, которое творится от имени советского народа. Мы надеемся, что об этом узнал или узнает народ Чехословакии. И вера в то, что, думая о советских людях, чехи и словаки будут думать не только об оккупантах, но и о нас, придает нам силы и мужество.
28 августа 1968 г.
Наталья Горбаневская
Москва А-252, Новопесчаная ул., 13/3, кв. 34
3
Куда в тридцатитрехградусную жару можно отправиться с десятилетним сыном, которого по решению суда вы видите раз в неделю, по выходным?
(Есть такой американский психогенетик Чампион Курт Тойч, лет тридцать назад он установил, что дети повторяют ошибки своих родителей, и так это продолжается бесконечно, пока кто-то не додумается пойти к психиатру и избавиться от этой наследственности. Мой отец разошелся с мамой, когда мне было восемь, и я повторил его печальный опыт. Надеюсь, мой Игорь будет умней и счастливей. Но пока ему только десять, у него еще все впереди…)
В Серебряном бору была туча народа, пол-Москвы съехалось сюда спрятаться от жары в Москве-реке. Но на пляже № 3 было более-менее цивильно, хотя музыка гремела, катера ревели, и по случаю Дня ВДВ компания юных десантников пела «Броня крепка и танки наши быстры». Мы с Гошей ушли на другой конец пляжа, там был пляжный волейбол, настольный теннис, батут, гидроциклы и катамараны напрокат. Конечно, Игорю нужно было попробовать абсолютно всё. А когда после купания, настольного тенниса, катамарана и батута мы вновь заходили в воду, навстречу нам двигалась из воды та самая толстая шестилетняя девочка, которая в парке «Сокольники» неуклюже катила мне навстречу на роликовых коньках. Теперь – рыжая и абсолютно белая, с конопушками
– Алёна, быстрей! Сгоришь, Алёна!
Солнце было действительно крутое и жгучее, как крапива.
Проходя мимо девочки, я подал ей руку, помог сделать последние пару шагов к твердому дну.
– Спасибо, – сказала она и посмотрела на меня своими васильковыми глазами с мокрыми рыжими ресницами.
– Папа, ну чо ты?! – ревниво крикнул убежавший вперед Игорь.
И я поспешил к сыну.
Потом мы с ним обедали в «Улетай», ели мороженое по дороге к метро, посмотрели в «Киномире» «Стражи Галактики», ужинали на веранде «Джонджоли». В десять с копейками он просто рухнул в постель, штаны и рубашку я снимал с него уже спящего.
А в двенадцать двадцать раздался звонок в дверь. Я, сонный и ухайдоканный за день не меньше Игоря, тупо подошел к двери в одних трусах:
– Кто?
– Свои. Открывай, – сказал голос Акимова.
Я открыл.
Акимов стоял за дверью в том же песочном костюме и щегольской рубашке, расстегнутой на две верхние пуговицы. А рядом с ним – я ошарашенно захлопал глазами – стояла прелестная и маленькая, как воробышек, круглолицая девушка в круглых очках середины прошлого века. Ошибиться было невозможно, я только вчера рассматривал в Интернете дело Натальи Горбаневской с ее фотографиями в фас и профиль.
– Минутку! Заходите, – сказал я, убежал в спальню и вернулся к ним, наспех одетый и злой на Акимова. – Псих! – сказал я ему. – Мог бы позвонить!
Но он даже бровью не повел.
– Знакомься, Маша, – сказал он девушке. – Это и есть Пашин Антон Игоревич. Теперь одетый. – И повернулся ко мне: – Собирайся, быстро!
– Куда? Зачем? – тупо ответил я, хотя и ежу было ясно, куда и зачем нужно собираться.
Акимов этим, конечно, воспользовался, показал этой Аэлите свое остроумие:
– Видишь, Маша. Все считают, что он гений, а он…
– Сейчас в лоб получишь, – перебил я его и пояснил гостье: – Спасибо за приглашение, но сегодня я никуда, у меня сын ночует.
Акимов оторопел:
– Старик! Она специально за тобой прилетела!
Но даже глядя во все глаза на эту Машу из Будущего, я развел руками:
– Извините. Ему десять лет, я не могу его оставить.
– Вы знаете, Антон Игоревич, это недолго, – ответила она совершенно простым человеческим голосом. – Машина та же самая, мосфильмовская «Волга». Она уже телепортировалась. И через два часа вы вернетесь.
– Да можно и быстрее, чо там! – сказал мне Акимов. – Посмотришь «Тимурфильм», две минуты поговоришь с Закоевым и назад.
Но я стоял на своем:
– А если он проснется? Нет, в будний день – пожалуйста, хоть на трое суток. А сегодня не могу, простите.
Тут Акимов психанул, разъяренно шагнул ко мне:
– Блин! Да ты знаешь, сколько ей это стоит?!
– Подождите, Сергей. – Маша мягко тронула его за рукав. И сказала мне: – Я тут останусь, а вы слетайте с Сережей.
– Как это? – не понял Акимов.
Она пожала плечами:
– Запросто. Я там не нужна, пока не будет сценария. Вы слетаете вдвоем, поговорите с Тимуром Харибовичем и подпишете договор. А я тут побуду. Если мальчик проснется… Как его звать?
– Игорь, – за меня ответил Акимов. – У Антона Игоревича воображение колоссальное – сына Игорем назвал.
– Прекратите, Сережа, – укорила его Маша. – Я бы своего тоже одного не оставила. – И повернулась ко мне: – Но мне вы можете доверить, и я с детьми прекрасно лажу. Даже если ваш проснется, я скажу, что я из Будущего, дети это с радостью воспринимают.