Лоцман
Шрифт:
– Разве мисс Говард наскучило видеть меня в стенах аббатства Святой Руфи?
– спросила Кэтрин.
– Но тише! Кажется, кто-то идет по галерее…
Затаив дыхание, они прислушались, и действительно, вскоре до их слуха донеслись приближавшиеся шаги. Раздались голоса, а затем завязался разговор, отчетливо слышный в каморке Гриффита.
– Да, у него военная осанка, Питерс, из него выйдет славный солдат. Ну-ка, отвори дверь!
– Это не его комната, ваша честь, - ответил напуганный часовой.
– Он находится в последней комнате по коридору.
–
Последовала страшная минута неизвестности, затем часовой ответил на этот властный приказ:
– Я думал, ваша честь хочет видеть того, кто в черном галстуке, и поэтому оставил все остальные ключи в том конце коридора, но…
– Экий дуралей! Часовой, как и тюремщик, всегда обязан иметь ключи при себе. Ну, ступай, отвори дверь того, кто так хорошо равнялся направо!
Когда у Кэтрин сердце стало биться немного ровнее, она сказала:
– Это Борроуклиф. Он так пьян, что даже не заметил ключа, оставленного нами в дверях. Но что теперь делать? В нашем распоряжении не больше минуты.
– На заре, - быстро сказала Сесилия, - я пришлю сюда мою служанку под предлогом передачи вам еды…
– Ради меня не нужно рисковать, - прервал ее Гриффит.
– Едва ли нас задержат, а если это и сделают, Барнстейбл находится неподалеку с такими силами, что все эти рекруты разбегутся на все четыре стороны.
– Но это приведет к кровопролитию и ужасным сценам!
– воскликнула Сесилия.
– Тише!
– предупредила Кэтрин.
– Они опять идут сюда!
Кто-то остановился возле их двери и тихонько отворил ее; показалось лицо часового.
– Капитан Борроуклиф делает обход, и я даже за пятьдесят гиней не согласился бы оставить вас здесь хоть на минуту.
– Еще одно слово, - сказала Сесилия.
– Ни полслова, миледи, ради бога!
– взмолился солдат.
– Леди, которая была в соседней комнате, ждет вас. Пожалейте мою бедную голову и уходите туда, откуда пришли!
Отказать ему было невозможно. Они направились к двери.
– Молодой человек, - громко сказала Сесилия Гриффиту, покидая комнату, - я пришлю вам утром еду и указания, как принимать лекарство, необходимое для вашего исцеления.
В коридоре они встретили Элис Данскомб. Ее лицо было скрыто плащом, но по тяжким вздохам, вырывавшимся из ее груди, можно было понять, что она очень взволнована недавним разговором.
А так как читателю, вероятно, любопытно узнать, что расстроило эту спокойную даму, мы ненадолго задержим повествование и расскажем, что произошло между ней и человеком, которого она искала.
ГЛАВА XIV
Как лев, когда заслышит он
Охотничьи рога,
Так Дуглас, грозен, скор и смел,
Поднялся на врага.
Когда
– Я ждал, что ты придешь, - первым заговорил он, - с тех пор как убедился, что ты узнала мой голос. И я был глубоко уверен, что Элис Данскомб никогда меня не предаст.
Элис, хотя и предвидела это подтверждение своих догадок, не была в состоянии ответить. Она опустилась на стул, с которого он только что встал, и молчала, словно собираясь с силами.
– Значит, эти звуки не игра моего воображения! Значит, то был в самом деле твой голос, то была ужасная действительность!
– наконец вымолвила она.
– Зачем ты явился сюда, где на тебя может обрушиться законный гнев твоего отечества? Какие еще коварные намерения внушил тебе твой неукротимый нрав?
– Ты говоришь со мной жестоким языком, Элис Данскомб, - с холодной суровостью ответил незнакомец, - а ведь было время, когда меня после недолгих отлучек встречали более ласковыми словами.
– Я этого не отрицаю. Я не могу, если бы и хотела, скрыть мою слабость от себя самой или от тебя. Я даже хотела бы, чтобы она стала известна всему миру. Было время, когда я глубоко уважала тебя, доверилась тебе и в безрассудстве своем забыла свои самые священные обязанности. За эту слабость господь жестоко покарал меня твоими дурными делами.
– Зачем отравлять нашу встречу бесполезными взаимными упреками?
– спросил он.
– У нас есть много что сказать друг другу, прежде чем ты сообщишь, с каким милосердным делом ты сюда явилась. Хорошо тебя зная, Элис, я понимаю, что ты чувствуешь опасность, мне угрожающую, и отважишься на все для моего спасения. Твоя мать… она еще жива?
– Нет, она последовала за покойным отцом, - ответила Элис, закрывая руками бледное лицо.
– Я осталась одна, совсем одна. Ибо тот, кто был для меня всем, изменил своей стране и стал недостойным моего доверия.
Эти слова чрезвычайно взволновали моряка. Он поднял взор, дотоле спокойный, на лицо собеседницы и начал быстро ходить взад и вперед по комнате.
– Я многое мог бы сказать в свое оправдание, - наконец ответил он, - многое, чего ты не знаешь. Я покинул родину, потому что не встречал в ней ничего, кроме угнетения и несправедливости, и, конечно, не мог просить тебя связать свою судьбу с судьбой беглеца без имени и состояния. А сейчас я могу доказать тебе свою преданность. Ты говоришь, что осталась одна. Но тебе незачем оставаться одной! Убедись, насколько ты была неправа, когда сомневалась, что в один прекрасный день я смогу заменить тебе отца и мать.