Лоцман
Шрифт:
– Стой!
– крикнул часовой.
– Пусть офицер выйдет вперед и назовет пароль.
– Это гораздо легче сказать, чем сделать, - возразил Борроуклиф.
– Вперед, мистер земноводный, вы ходите не хуже почтальона! Выходите вперед и произнесите волшебное слово «Верность». Это постоянный пароль в здешнем доме, он был введен еще до меня любезным хозяином, полковником. Тогда ваш путь будет свободен…
Мануэль ступил было на шаг вперед, но затем, опомнившись, повернулся и спросил:
– А как же мои помощники, моряки? Я не могу обойтись без них.
–
– Поверните их и выводите ваши войска!
Мануэль вмиг очутился в комнате Гриффита, быстро объяснил ему положение вещей, затем выбежал в коридор и таким же образом проник в комнату лоцмана.
– Ступайте за мной и ведите себя как обычно, - прошептал он.
– Не говорите ни слова и доверьте все мне.
Лоцман встал и, не задав ни одного вопроса, хладнокровно, как всегда, подчинился этим указаниям.
– Теперь я готов, - сказал Мануэль, когда они все трое подошли к Борроуклифу.
В этот короткий промежуток времени часовой и капитан стояли неподвижно и «ели» глазами друг друга, как того требует строгая воинская дисциплина. Первый старался показать свою бдительность, а второй ожидал возвращения командира морских пехотинцев. Теперь капитан велел Мануэлю пройти вперед и произнести пароль.
– Верность, - прошептал Мануэль, приблизившись к часовому.
Но у часового было время подумать, и так как он хорошо видел, в каком состоянии находится его офицер, то не решался пропустить арестованных.
– Подойдите, друзья, - после минутной нерешительности сказал он. Но, как только они подошли к нему, он загородил им дорогу штыком и продолжал: - Арестованные назвали пароль, капитан Борроуклиф, но я не решаюсь их пропустить.
– Почему?
– спросил капитан.
– Разве здесь нет меня, дурак? Ты что, своего офицера не знаешь?
– Нет, сэр, я знаю вашу честь и очень вас уважаю, но меня поставил здесь сержант и приказал ни в коем случае не пропускать этих людей.
– Вот это я называю хорошей дисциплиной!
– воскликнул Борроуклиф с довольным смехом.
– Я знал, что парень послушается меня не больше, чем получив приказание от этого фонаря. Скажите, мой земноводный друг, ваши солдаты так же славно обучены?
– Что за глупые шутки?
– сурово спросил лоцман.
– А я-то думал, что настала моя очередь посмеяться над вами!
– вскричал Мануэль, делая вид, что разделяет веселье капитана.
– Мы все это тоже хорошо знаем и применяем в наших частях… Однако, если часовой не слушается вас, послушается сержант. Позовите его, и пусть он прикажет часовому пропустить нас.
– Я вижу, у вас опять неладно с горлом, - сказал Борроуклиф.
– Вам, наверное, хочется глотнуть еще благородного напитка! Будет сделано!.. Часовой, отвори-ка окно и кликни сержанта!
– Это нас погубит!
– шепнул лоцман Гриффиту.
– Делайте то же, что я!
– ответил молодой моряк.
Часовой повернулся выполнить распоряжение капитана, но Гриффит, ринувшись вперед, мгновенно выхватил у него из рук мушкет. Тяжелый удар прикладом
– Вперед! Теперь мы можем пробить себе дорогу!
– Вперед!
– повторил лоцман, перепрыгивая через распростертого на полу солдата с кинжалом в одной руке и пистолетом - в другой.
Еще миг - Мануэль, вооруженный точно таким же образом, очутился рядом с ним, и все трое быстро покинули здание, не встретив никакой помехи своему бегству.
Борроуклиф был совершенно не в состоянии преследовать беглецов. Он так опешил от неожиданности, что прошли минуты, прежде чем он снова обрел дар речи, редко его покидавший. Солдат тоже пришел в себя и поднялся на ноги. Они долго стояли, глядя друг на друга с молчаливым сочувствием.
– Не ударить ли нам тревогу, ваша честь?
– спросил наконец часовой.
– Не стоит, Питерс! Эта морская пехота не знает, что такое благодарность и хорошее воспитание.
– Надеюсь, ваша честь будет помнить, что я выполнял свой долг и был обезоружен при исполнении приказания.
– Я ничего не помню, Питерс, кроме того, что с нами обошлись гнусно. Я еще заставлю земноводного джентльмена за это расплатиться! Запри двери и делай вид, будто ничего не случилось.
– Это не так легко, как вы изволите думать, ваша честь. На спине и плечах у меня отпечатался замок мушкета. Эти следы будут ясно видны.
– Так смотри на них, если тебе хочется, но молчи, дурак! Вот тебе крона на пластырь. Я слышал, как этот пес бросил твой мушкет на лестнице. Пойди подбери его и возвращайся на свой пост. А когда придут тебя сменять, веди себя так, будто ничего не случилось. Я все беру на себя.
Солдат выполнил приказание, и, когда он снова был вооружен, Борроуклиф, в значительной мере отрезвевший после этого неожиданного приключения, проследовал в свою комнату, бормоча ругательства и проклятия по адресу всех морских пехотинцев, которых он называл «земноводными тварями».
ГЛАВА XVI
Гляди, взлетели куропатки стаей!
Спустить собак, и сокол пусть летит!
Лихой погоне я отдам досуг,
С меня довольно сонного покоя.
Капитан Борроуклиф провел остаток ночи в тяжелом сне, какой обычно следует за опьянением, и пробудился на следующее утро только с приходом слуги. Капитан сел на постели, протер, как водится, глаза и, повернувшись с суровым видом к слуге, сказал ему таким сердитым тоном, будто хотел обвинить именно его в том проступке, который собирался осудить: