Лоцман
Шрифт:
– Что это значит, дурак? Я ведь приказал сержанту Дриллу, чтобы не смели бить в барабан, покуда мы живем под гостеприимным кровом старого полковника! Он не желает меня слушаться? Или он находит, что разносящаяся по коридорам аббатства барабанная дробь - музыка, очень подходящая для того, чтобы беречь сон здешних обитателей?
– Я думаю, сэр, - ответил слуга, - что нынче сам полковник Говард отдал распоряжение сержанту бить тревогу.
– Черт побери! Я вижу, старику нравится время от времени щекотать свои барабанные перепонки знакомыми звуками. Однако не производит ли он вместе с парадом стражи смотр своего скотного двора? Я слышу такой топот копыт, словно старое аббатство превратилось в Ноев ковчег и все звери с полей направляются
– Это всего лишь отряд драгун. Они въезжают во двор, и сам полковник пошел их встречать.
– Во двор? Отряд драгун?
– удивленно повторил Борроуклиф.
– Неужели старик считает, что моих двадцати молодцов недостаточно для защиты от привидений и северо-восточных штормов такого вороньего гнезда, как это старое аббатство? К чему нам эта кавалерия? Хм… Наверное, джентльмены в ботфортах прослышали о Каролинской мадере.
– О нет, сэр!
– воскликнул слуга.
– Это отряд, за которым ночью ездил мистер Диллон, после того как вы, сэр, решили заковать трех пиратов в кандалы.
– Пиратов? В кандалы?
– повторил Борроуклиф, снова протирая глаза, но теперь уже с более задумчивым видом.
– Да, припоминаю, что посадил трех подозрительных бродяг под замок. Но какое дело мистеру Диллону или драгунам до этих молодцов?
– Не знаю, сэр. Но внизу говорят, сэр, будто они не то заговорщики и мятежники из колоний, не то переодетые генералы и тори. И говорят даже, что один из них - сам генерал Вашингтон. А может, это члены парламента янки, приехавшие перенимать наши добрые английские обычаи…
– Вашингтон! Члены Конгресса!.. Ступай, простофиля, узнай, сколько народу в этом драгунском отряде и надолго ли они сюда пожаловали. Стой! Сначала подай мне одеться… А теперь отправляйся, как я приказал тебе, и, если драгунский офицер про меня спросит, передай ему поклон и скажи, что я сейчас приду. Ступай, ступай!
Когда слуга вышел из комнаты, капитан занялся своим туалетом, рассуждая вслух обо всем, что приходило ему на ум:
– Ставлю офицерское жалованье против половинного жалованья младшего офицера, что кто-то из этих бездельников, которым нужны четвероногие, чтобы поспеть к месту боя, пронюхал о каролинском вине! Каролинское вино! А этого земноводного офицера я вызову для объяснения через публикацию в лондонской газете. Если он честный малый, то не будет скрываться под своим инкогнито и встретится со мной. Если же из этого ничего не выйдет, тогда я, черт побери, поеду прямо в Ярмут и брошу вызов первому же попавшемуся из этого ублюдочного рода! Проклятие! Видано ли, чтобы офицеру и джентльмену было нанесено подобное оскорбление? Только бы мне узнать его фамилию! Если эта история получит огласку, я буду всеобщим посмешищем до тех пор, пока не найдется дурака почище меня. Чтобы избавиться от издевательств, мне придется биться, по крайней мере, на пяти дуэлях. Нет-нет, я не заикнусь в моем полку об этом глупом деле, но отплачу какому-нибудь офицеру морской пехоты - так будет более справедливо. Только бы этот негодяй Питерс не проболтался о том, как ему намяли бока его же мушкетом! И я даже не могу выпороть его… Но, если я не расправлюсь с ним при первом же случае, значит, я не знаю, как сводить полковые счеты.
К тому времени, как офицер закончил этот монолог, дающий представление о хода его мыслей, он уже был готов спуститься во двор и лично встретить новоприбывших, как того требовал долг. У главного входа в аббатство Борроуклиф нашел своего хозяина за серьезной беседой с молодым человеком в мундире кавалериста.
– Доброе утро, мой почтенный страж и защитник!
– приветливо обратился к нему полковник.
– У меня есть удивительные новости для вашего верноподданнического слуха: наши арестованные - по-видимому, переодетые враги короля! Капитан Борроуклиф, позвольте мне представить вам мистера Фитцджералда из полка легкой кавалерии.
– И, пока оба офицера раскланивались, старик продолжал: - Корнет был так любезен,
– Это очень желательно, сэр, - сказал Борроуклиф с серьезным видом, вызванным главным образом желанием придать силу своему сарказму, а также воспоминаниями о ночном происшествии, которое еще предстояло объяснить.
– Но на каком основании мистер Кристофер Диллон считает, что эти три моряка совсем не те, за кого они себя выдают?
– Не знаю, но клянусь жизнью, основания у него достаточно веские!
– воскликнул полковник.
– Кит - мастер находить основания, ведь это главное в его профессии, и он мужественно изложит свои соображения в надлежащем месте. Но вам известно, джентльмены, что юристы не всегда могут говорить так открыто и отважно, как подобает солдату, если не желают нанести вред делу, которым они занялись. Нет-нет, поверьте мне, у Кита есть свои основания, и со временем он их укажет!
– Значит, - беспечно сказал капитан, - мы не напрасно приставили к ним такую надежную охрану, полковник Говард. Вы как будто говорили мне, что окна находятся на такой высоте, что бежать через них нельзя? Поэтому я и не поставил наружного караула.
– Не беспокойтесь, мой почтенный друг!
– воскликнул хозяин.
– Если наши люди не заснули на посту, значит, пленники на месте. Но, так как необходимо отправить их отсюда, прежде чем ими завладеют гражданские власти, пойдем сейчас же в задний флигель и выпустим этих собак из будок. Покуда мы будем завтракать, часть кавалеристов препроводит их в тюрьму. Не следует отдавать их в руки гражданских властей, которые редко способны оценить истинный характер преступления.
– Извините меня, сэр, - заговорил молодой кавалерийский офицер.
– Со слов мистера Диллона я полагал, что нам предстоит встретить здесь небольшие вражеские силы и что у меня будет более приятное дело, чем выполнять обязанности констебля. Кроме того, сэр, законы нашего государства гарантируют каждому право быть судимым равными себе людьми, и я ни в коем случае не возьмусь вести этих людей в тюрьму, покуда они не побывают у судьи.
– То, что вы сейчас говорите, относится только к верным и покорным подданным, - ответил полковник, - но на врагов и предателей эти привилегии не распространяются.
– Сначала нужно доказать, что они изменники, а потом уж наказывать их по заслугам, - решительно возразил молодой человек (он всего лишь год назад окончил курс юридических наук).
– Единственное, на что я соглашусь, - это доставить их в полной сохранности в гражданский суд.
– Пойдем навестим арестованных!
– вмешался Борроуклиф, чтобы положить конец спору, который уже становился резким и был, как он знал, совершенно бесполезным.
– Может быть, они добровольно пойдут служить под знамена нашего государя, и тогда, к счастью, не понадобится никаких мер, кроме разве обычной дисциплины.
– Конечно, если только подобный шаг для них возможен, - подтвердил корнет, - я буду очень рад разрешить вопрос таким образом. Надеюсь, капитан Борроуклиф согласится со мной, что у драгун есть кое-какие заслуги в этом деле, а у нас во втором эскадроне как раз не хватает людей.
– Мы легко сговоримся, - сказал капитан.
– Каждый из нас возьмет одного, а судьбу третьего решит подброшенная в воздух гинея… Сержант! Следуй за нами, чтобы сдать арестованных и снять с поста часового.
Когда они направились к заднему флигелю, полковник Говард, который пошел вместе с ними, сказал: