Лодка над Атлантидой
Шрифт:
— Это мой брат сделал!
Аута покатил шар по траве и крикнул:
— Лови!
Ребенок бросился за шаром и, схватив его, принес обратно. Теперь он не боялся черного человека, но разглядывал его с еще большим вниманием.
— А почему ты такой черный?
Аута рассмеялся:
— Когда я был таким, как ты, то жил в стране, где очень сильно жгло солнце… Вот я и почернел!
Ребенок не понял. Он посмотрел на восток, на солнце, поднимавшееся над горами, потом опять на Ауту. Раб снова засмеялся. Ребенку показалось странным и неестественным не только его черное тело, но и
— Ты умеешь петь? — спросил ребенок.
— Умею.
— Спой что-нибудь!
— Спою.
Аута спел ему коротенькую песню о солнце. Песня прозвучала для ребенка еще более странно, чем все, что он слышал до сих пор. Много раз голос черного человека обрывался, переходил к более низким тонам и снова медленно поднимался вверх. Бросив свои дела, к ним вышли пастухи и стали молча слушать. Вдруг песня оборвалась как раз в тот момент, когда, казалось, она Должна была только начинаться.
— А дальше не будешь петь? — спросил ребенок.
— Песня кончилась.
Ребенок начал катать шар по траве, потом подошел к Ауте, который продолжал сидеть на корточках.
— Все равно ты мне не сказал, почему же ты черный.
— Я сказал. Может быть, ты не понял… Ты видел, каким делается белое дерево в огне?
— Красным, — ответил мальчик радостно, довольный тем, что может ответить.
— Да, красным… Ну, а если вытащить его горящим, а потом затушить?
Ребенок испуганно посмотрел на него.
— Ты был в костре… и тебя затушили?
Аута засмеялся:
— Понял, но не все. И солнце горит, как огонь, но по-иному. Солнце меня сделало черным.
Ребенок взял шар, сел на траву и положил его на колени.
— Давай играть по-другому! — сказал ребенок.
Аута знал, что пора трогаться в путь, но ему не хотелось покидать своего маленького приятеля.
— Как же ты хочешь играть по-другому?
— А вот так: я сзади камня подниму палец… или два пальца, а ты будешь угадывать, сколько я поднял.
— Давай поиграем, как ты хочешь.
Ребенок зажал каменный шар в коленях и спрятал за ними руку.
— Сколько пальцев я поднял?
— Два!
— Нет, не угадал! Я поднял только один!
Улыбаясь от удовольствия, ребенок слегка поднял палец, скользя им по гладкой сфере шара. Сначала показался ноготь, за ним сустав, потом весь палец и наконец вся рука. Мальчик приготовился повторить игру, но вдруг испуганно остановился. Черный человек больше не смеялся. Он смотрел вытаращенными глазами на ручонку, высунутую из-под каменного шара. Мальчик замолчал. Потом быстро схватил двумя руками шар и, путаясь в траве, побежал к пастухам.
Но Аута более не видел его: он повернулся к востоку и посмотрел на солнце и горы.
Пастухи были заняты своими делами. Солдат взял доспехи, взвалил мешки на осла и крикнул рабу, что пора трогаться в путь. Раб встал, словно во сне, и пошел готовить осла.
По дороге Аута не смотрел на кусты и скалы, как это было до сих пор, не нагибался за цветами. Теперь его интересовал только горизонт. Солдат же, не обращая ни на что никакого внимания, ехал, как и накануне, дремля под мерное укачивание осла.
Так они продвигались вперед, не перекинувшись между собой ни единым словом. Ауту это не удивляло, в армии атлантов таких солдат было большинство. Ничто не могло вывести их из молчаливого состояния. Они во всех отношениях были хорошими солдатами — делали то, что им приказывали, умирали, если требовалось умирать, убивали других, когда приказывали убивать, — и ничто из окружающего их мира не могло хоть сколько-нибудь возбудить в них желание узнать что-нибудь новое. Аута перестал обращать внимание на солдата, который сидел прямо, как деревянный столб, на низком ослике, задевая своими длинными ногами за траву и камни. Этот солдат был не Яхубеном, и рабу не с кем было поделиться своими мыслями.
Постепенно горы изменились. Показалась залитая солнцем вершина горы. Стало прохладно. Солнце катилось на запад, смешивая свои последние лучи с горным легким ветерком. Многочисленные ручейки, бившие из-под камней, журчали свою бесконечную серебряную песенку. Из гнезд на скалах вылетали орлы. Дорога кончалась на плато, расположенном в седловине перед вершиной между двумя скалами, где блестел орькалком и переливался золотой дворец. Над вершиной Священной Горы, как всегда, курился легкий дымок, постепенно таявший в небе.
При виде дворца глаза Ауты заблестели. В них можно было прочесть нетерпеливую радость. Любому из рабов Атлантиды его душевное состояние показалось бы странным, ибо никто не чувствовал себя таким несчастным, как раб, возвращающийся в дом хозяина. По радость Ауты была вызвана иными причинами.
Дорога стала широкой, и для того, чтобы подъем был более приятным, ее окаймляли вечнозеленый кустарники Деревья. Слева от дороги сильным потоком, разбрасывая по сторонам брызги и радугу, текла речка с холодной водой. Справа на каменных ступеньках виднелась пена и подымались клубы пара от горячей реки. Обе речки огибали огромную гору и, становясь все более полноводными, удалялись друг от друга, с тем чтобы вновь встретиться перед самым Великим Городом, а потом влиться в большое море. По ту сторону рек на склонах гор раскинулись сады с самыми разнообразными цветами и деревьями, которые только могли прижиться на земле Атлантиды.
В сотне шагов от плато Аута спешился. Отсюда начиналась дорога из гладких гранитных ступенек, обрамленных по ту и другую сторону лестницы розовым мрамором. Теперь раб пошел один.
Дворцовый двор окружала стена из черного мрамора, верхняя часть которой была отделана серебряными пластинками. Дворец, если смотреть на него сверху, был похож на полукруг. Его поддерживали огромные, выходившие из-под земли на пять локтей гранитные основы, покрытые листами кованой меди. На каждом листе был изображен знак солнца, инкрустированного серебром и орькалком. Стены дворца были сделаны из белого мрамора. Гладкая поверхность белого мрамора без украшений была чиста, и лишь навес поддерживался статуями размером с человеческий рост, отлитыми из золота и серебра. Плоская круглая крыша дворца, покрытая пластинками из слоновой кости, сверкала в лучах солнца в любой час дня. Аута знал, какой чарующей она была в лунные ночи.