Логово снов

Брэй Либба

– Ну, что думаешь?

До Генри не сразу дошло, что обращаются вообще-то к нему, и обращается машинист, который прекратил терзать свой агрегат, откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки и вперил в него испытующий взор.

– О чем? – Генри неопределенно махнул рукой в сторону комнаты, порождавшей гадостную мелодию.

Машинист утвердительно кивнул. Что ответить, Генри не знал. Что, если это тест, проверка? Что, если этот парень с теми композиторами лучшие друзья? А вдруг перед ним сам мистер Хаффстадлер инкогнито? Хотя

молод он для издателя, конечно. Не слишком на самом деле старше самого Генри.

– Ну… довольно пронзительная.

Тот широко улыбнулся.

– Вот в том-то и дело с Саймоном и Паркером. Сплошной визг, и больше ничего.

Генри наконец расхохотался и протянул ему руку.

– Генри Дюбуа. Четвертый.

– Дэвид Кон. Единственный. На самом деле один из примерно миллиона. Дэвид Кон – это примерно как Джон Смит, только на еврейский манер. Тебе босс нужен?

– Точно так.

– А ты хорош?

Голос Тэты у него в голове что-то ободряюще замурлыкал, да вот только повторить эти слова он никак не мог.

– Наверное, это мы сейчас выясним.

– Тогда давай, дуй внутрь, – разрешил Дэвид Кон, тыкая пальцем в дверь со стеклянной панелью, на которой коренастыми черно-золотыми буквами было выведено «Бертрам Дж. Хаффстадлер».

– А! И не давай Поразительному Ринальдо тебя вышвырнуть.

– К-кому?

– Сам скоро увидишь, – Дэвид Кон с улыбкой отвернулся к машинке. – Удачи тебе, мистер Дюбуа Четвертый.

Мистер Хаффстадлер оказался низеньким дородным джентльменом, на щекастой физиономии которого застыло пожизненное выражение глубочайшего разочарования. Он сунул сигару в косую щель рта и бросил на Генри уничтожающий взгляд.

– Садитесь. Что привело вас сегодня в «Хаффстадлер Компани»?

– Я – ваша следующая большая сенсация.

– Ну, видите ли, сэр, я бы очень хотел предложить мои песни для публикации великому Бертраму Дж. Хаффстадлеру…

– Как и куча другого народу. C какой стати мне публиковать именно вас?

– Ну, сэр…

Генри ударился в хорошо отрепетированный монолог о своей любви к музыке и страсти к сочинительству, но тут мистер Хаффстадлер вскочил, проследовал к двери и высунул голову в холл.

– Где Ринальдо? – заорал он во внешний мир.

Мгновение спустя вошел еще один джентльмен в полосатом костюме и похожих на крылья летучей мыши суконных гетрах. Его лосьона после бритья хватило бы, чтобы целый автобус, битком набитый пассажирами, скончался от удушья.

– Где вас носило? – возмутился мистер Хаффстадлер, видимо, считая, что делает это шепотом. – Я вас целый день ищу!

– Музу надо еще и кормить, сэр. Я нуждаюсь в подкреплении сил, – ответствовал тот с хорошим актерским апломбом.

– Я вам не за то плачу, чтобы вы тут ели. Я вам плачу, чтобы вы мне хиты ловили, – мистер Хаффстадлер, фыркая, возвратился за свой стол. – Это Поразительный Ринальдо, – сообщил он Генри. – Он пророк. Назовите

мне еще хоть одного издателя, на которого работает свой пророк. Вот то-то и оно, не можете. Это потому, что я – единственный. Этот джентльмен у нас умеет сообщаться с миром духов и выяснять у них, какая песня завтра же протухнет, а какая станет хитом.

Генри поглядел на Поразительного Ринальдо. Ясно, как день, что талант у него один – отличить потенциальную несушку с золотыми яйцами от дырки в бюджете.

– Рад с вами познакомиться, сэр, – выдавил он.

Тот потряс ему руку и прищурился.

– Духи говорят мне, что ты с юга.

Это мой акцент говорит тебе, что я с юга, чертов факир.

– Ого! Поразительно!

Хаффстадлер заухмылялся сквозь свою сигару.

– А! Говорил я вам или не говорил я вам? О’кей, малыш. Покажи теперь пророку и мне, что у тебя там припрятано.

Он махнул на пианино вишневого дерева в углу – Генри о таком только мечтал. Юноша сел и наиграл кусочек первой песенки, кидая украдкой взгляды на мистера Хаффстадлера, физиономия которого сохраняла полную непроницаемость.

– Ринальдо? – молвил он небрежно, когда Генри закончил.

Пророк возвел очи горе, нахмурился, потом опустил их на Генри.

– Могу я говорить откровенно, мистер Дюбуа?

– О, мне бы так этого хотелось, мистер Ринальдо, – поспешно сказал Генри, которому этого ну совсем не хотелось.

– Боюсь, ваша песня недотягивает до стандартов нашей компании. Она слишком джазовая, слишком… сложная. Духи находят ее странной и неприятной.

– На меня очень повлиял музыкальный стиль Нового Орлеана, где я вырос.

– Ну, так у нас здесь не Новый Орлеан, малыш. Это большой столичный город. Ты замахнулся на славу Джорджа и Айры Гершвинов, Ирвина Берлина, Герберта Аллена и еще тысячи других композиторов, кропающих песенки, которые публику хлебом не корми, дай пораспевать в дансинге на ближайшем углу, – мистер Хаффстадлер распростер пухлые ручки с таким видом, словно один этот жест уже объяснял все и самым исчерпывающим образом. – Нам нужны песни, которые сможет петь кто угодно и где угодно. Популярные песни. Песни, которые приносят деньги.

– Духи согласны с вами, – заметил Поразительный Ринальдо, нахмуренно разглядывая свои ногти, словно это их судьба, а вовсе не будущее Генри в музыкальном бизнесе, висела сейчас на волоске. Он даже подарил Генри извиняющуюся улыбку, такую же бесчестную, как и его пророчества.

– Увы, молодой человек, это явно не Ирвин Берлин.

Мистер Хаффстадлер в подтверждение этих слов ткнул в воздух сигарой.

– Ирвин Берлин! Без гроша за душой. Даже по-английски не говорил, помилуй меня боже. Карьеру начинал на улицах Нижнего Ист-Сайда. А теперь? Крупнейший автор песен в Америке – и миллионер, разумеется. Что тебе действительно надо, дружок, так это чтобы твоя музыка звучала, как у Ирвина Берлина.