Лоханка
Шрифт:
Я молчал потому, что неоткуда мне, беспамятному, знать про то, что это некий прототип ДШК, только пока секретный и не доведённый до ленточного питания. Дисковый же магазин, на мой взгляд, однозначно выдавал авторство Дегтярёва.
Через сутки полк вышел на заданный рубеж и занял оборону. Наши тачанки отвели вглубь — как объяснил взводный — чтобы можно было быстро подъехать в нужное место туда, где станет горячо. Мы оказались незанятыми и спустя сутки вернулись в обоз, потому что некомплект в лошадях, и без того бывший большим, после обстрела полка на марше сильно усугубился. И началась у нас жизнь в дороге: то туда, то сюда. Бойцы-то более-менее на месте сидят, а мы то патроны возим, то жратву, то палатки — много разного имущества
Дороги здешние отличаются крайне ограниченной проходимостью. Берега Алазани болотисты, изобилуют ручейками и зарослями на любой вкус: от крупных деревьев, преграждающих путь торчащими во все стороны корневищами, до густых кустарников. Броды тоже являются серьёзным препятствием. Потом начинаются горные подъёмы-спуски, выматывающие лошадиные силы и наши солдатские души. К этому следует добавить обстрелы издалека — обычно один-два выстрела, но довольно опасных, прицельных. То над головой свистнет, то в телегу угодит — так и старшину нашего ранило. Двух лошадок мы тоже потеряли — они, как ни крути, крупная мишень.
Старшим назначили одного из командиров отделений — это сейчас скорее воинское звание, чем должность. То есть в петлице два треугольника. У старшины же, который на самом деле помкомроты — два квадратика. Но он пока хромает с палочкой по расположению потому, что в дальней тяжёлой дороге был бы обузой.
Так вот, как-то подходим мы порожняком к станции, где обычно получаем свой груз, и вижу я неподалеку от въезда в посёлок стоит, покосившись, до боли знакомый мне гусеничный экипаж. Один из тех, что собирают у нас в мастерских. Привязал я вожжи к задку телеги Кобыланды и подошел поближе. Тут, как положено, часовой при оружии строгим голосом спрашивает:
— Стой! Кто идёт?
— Механик Беспамятный прибыл для осмотра техники, — отвечаю.
— Ах ты прибыл! — обрадовался солдат. — Так что у меня приказ, охранять эту бранзулетку, пока не прибудет техник. Принимай машину, а я возвращаюсь к своим.
— Стой, — говорю, — как же так сразу, не покурив, не поговорив, — и протягиваю кисет. Отделенный командир наш тоже подошёл, протянул бойцу фляжку с разбавленным водой… Саперави, кажется. Терпкое такое вино, почти не кислое. Вечно я названия путаю… — Так откуда здесь эта страсть появилась? — спрашиваю.
— Эти… инсургенты хотели захватить станцию и погнали на нас ось цю танкетку, а только не вышло у них никого злякаты. С одной гранаты вон из того окопчика, — махнул он рукой вправо, — её с дороги снесло. А уж пеших мы з кулэмёта прижали к земле и заставили отойти, — а сам подбоченился гордо и табачок щедрой рукой загрёб в свою «халявную» самокрутку чуть ли не из четверти газетного листа. А мне не жаль: сам-то я не балуюсь — для хороших людей держу или Кобыланды отдаю для обмена на разные полезные вещи.
Я отделенному подмигнул и занырнул внутрь машины. Да ничего страшного ей не сделалось — так, несколько отверстий в корпусе. Есть сквозные, есть и пулями заткнутые. Что гусеницу сорвало — так всего-то один трак и нужно заменить, а где они в этой машине припасены, я знаю — сам формировал ЗИП. В аккурат под полом в кузове между труб с торсионами.
Обоз наш дальше проследовал, мне же отделенный оставил в подмогу Кобыланды. Часовой тоже перестал торопиться, поглядывая на мой кисет — нынче это лучше денег валюта, да и угостить товарища часто полезно для взаимного понимания. Втроём мы по-быстрому и поправили поломку. Мотор тоже пришлось заводить вручную — не почуял вольтметр напряжения на аккумуляторе. Но это — штатная ситуация, а аккумуляторы нынче капризные, требуют ухода, так что, если водитель лопух — пущай крутит ручку. Обоз наш мы догнали как раз у самой станции и быстренько встали под погрузку — шибко торопились, как и всегда. Добавить в баки горючего удалось без проблем — в соседних-то полках и автомобили имеются и трактора, так что подвозят сюда бензин.
Обратный путь прошел легче — на «бранзулетку» положили столько груза, сколько обычно клали на две-три телеги. На горных участках, как всегда, коняшкам досталось нешуточно, так что мы после последнего спуска остановились на ночёвку, как и каждый раз в удобном для лошадей месте. Взвод сопровождения ещё до наступления темноты прочесал окрестности и выставил секреты — мы ведь многое успели усвоить за последние дни и к мерам безопасности стали относиться вдумчиво. В общем, ночь прошла спокойно, а наутро мы с Кобыланды за пару часов пробрались на вездеходе через топкие низины до расположения полка, разгрузились и вернулись обратно за новой порцией имущества —.обоз не стал мучить лошадей на вязких дорогах долины — вернулся через горы на станцию, чтобы принять следующую часть довольствия — машина-то наша через мокрые места хорошо идёт, не то, что телеги с узкими колёсами. Пробираться с повозками по горным дорогам все-таки чуток проще, чем через болотины. Вот и распределил командир участки таким образом, как показалось ему верным, после того, как я у вечернего костра распустил хвост павлиний, расхваливая особенности нашего приобретения.
Так и возили мы грузы ходка за ходкой, перекидывая имущество полка. Вскоре товарищ мой приволок выпрошенный у пулемётчиков крупнокалиберный пулемёт — тот самый, трофейный. Патронов к нему оставалось всего полдиска, поэтому отказались от него… хе-хе. Мы его приспособили на турель, которую я с горем пополам сварил. Считай, без электродов, с самодельной маской, в которую вставил закопчённое стекло, питая дугу постоянным током от генератора. Слабенький вариант, но получилось аккуратно.
Боевая же деятельность полка оказалась скорее охранной, или сторожевой. Ходили патрулями, сидели в секретах — будто сами себя охраняли. Нападали на нас редко, как правило, обстреливая из укрытий. Или подстерегали, или подбирались незаметно а, после открытия ответного огня враг быстро отходил, унося убитых и раненых. На обоз нападали чаще, чем на боевые подразделения. То есть, вдоль маршрута нашего движения к станции и обратно и развивались основные события. Здесь и местность прочёсывали, и опорные пункты в самых опасных местах оборудовали, и разведка туда-сюда ходила постоянно. Но местность здешняя изобилует естественными укрытиями, а на нескольких десятках километров всегда получится подыскать место, с которого можно издалека выстрелить по обозу.
Немного не такая складывалась война, не то, к чему готовились. И именно в этих условиях крупняк, установленный на «бранзулетке» — а именно так окрестили нашу лоханку — оказался очень сильным аргументом. Кобыланды парой-тройкой очередей образумливал любителей сверхдальней стрельбы. Он давал мне команду остановиться, а потом спокойно делал своё дело. Почему спокойно? Во-первых, потому, что прятался за пулемётным щитком. Во-вторых, турель пулемёта сдвигалась по кольцу вокруг люка — мы его сделали из обода тележного колеса, уравновесив массу оружия деревянной стенкой за спиной стрелка. Заодно и боковые щиты приладили, тоже деревянные. Ну и вообще, дополнили «бронирование» кабины, обшив её изнутри досками.
Из каждой поездки привозили пробоины, которые я латал всё той же слабенькой сваркой — на заделку пулевого отверстия мощности моего самопального аппарата только-только хватало.
— Ай, Иван! Как я могу быть командир? Ты старше, машину знаешь, водишь лучше! — втолковывает мне товарищ в присутствии нашего старшины. Мы едем привычной дорогой к месту погрузки втроём — начальник полкового обоза уже достаточно оправился от раны, чтобы занять место в кабине вездехода и лично проконтролировать ход дел на маршруте. Я плавно наискосок въезжаю в реку и включаю водомёты, подруливая их тягой так, чтобы выбраться на пологое чуть топкое место, укрытое со стороны берега плотным кустарником, в котором нами уже промята дорога.