Лоханка
Шрифт:
Как же я в нём ошибался! Мог бы сообразить, между прочим! В тридцать втором году в петлице у него был кубарь, в тридцать пятом — шпала, а в тридцать седьмом… в тридцать седьмом произошло вот что:
Наш местный НКВДэшник Дмитрий Иванович Агеев пришёл к нам домой вечером и сказал, что мне следует срочно собираться и явиться туда, куда меня доставят, а более определённого ничего не сообщил — мол, и сам не ведает. С работой он всё уладит — не осерчает на меня руководство, если не выйду в смену в обычное время.
Собрался я, как в тюрьму, обрядился в свою старую армейскую форму, с Аней попрощался, будто навсегда, показал, где заначка, научил, как себя вести и что
Я тоже сомневался, поскольку не силён на предчувствия, поэтому ничего определённого насчёт своей будущей судьбы представить себе не мог. С одной стороны — меня не арестовали дома, с другой — год нынче уж больно страшный. Донос? Да, вроде, особо некому. Я специально так строил жизнь и отношения с коллегами, чтобы держаться в тени, никому не мешать и не вызывать зависти… хотя, тут наверняка не скажешь — люди порой такому завидуют, что диву даёшься, а уж какие пакости они от этого способны совершить — слов нет.
Однако, решил «икры не метать», держаться спокойно. Потому что тогда меньший «откат» пойдёт на семью. Это я свои переживания описываю — были они у меня нешуточные.
Поглядел на меня комкор неодобрительно, да и говорит:
— Садитесь в самолёт, красноармеец, — и сам тоже следом забрался.
Глава 5
Приграничные конфликты
Взлетели мы и пошли на восток — это я понял потому, что Волга так ни разу внизу и не появилась. Она нынче разлилась от половодья, никак не пропустил бы — идём-то мы на удобной высоте, землю прекрасно видно и никакой тебе облачности. Шум в салоне умеренный, даже разговаривать можно. Собственно, тут ко мне этот комкор и пристаёт, голос уверенный, и первый же вопрос буквально сносит с ног:
— При каких обстоятельствах вы познакомились с басмачом Кобыландыевым?
«Ах ты, — думаю, — плесень, гэбня кровавая в бою не бывавшая… счазз… всё тебе расскажу»
Вслух же, сдерживая вскипающую в душе ярость, изложил я следующее:
— С красноармейцем Кобыланды Кобыландыевичем Кобыландыевым я познакомился летом тысяча девятьсот тридцать второго года — на военных сборах. Потом мы оба вместе с частью, где проходили службу, были направлены в зону боевых действий. Там красноармеец Кобыландыев буквально у меня на глазах проявил себя умелым и инициативным защитником Советского строя и завоеваний Революции — образцово выполнял задания командования, был беспощаден к врагам нашего отечества. Он дисциплинирован, выдержан, характер имеет твёрдый, стойкий. К женщинам относится тактично, семейные узы хранит надёжно. С соратниками поддерживает ровные деловые отношения.
«Вот тебе, — думаю, — моя позиция»
— Благородно, конечно, товарищ Беспамятный, что вы так хорошо отзываетесь о фронтовом друге. У нас тоже не возникало к нему никаких претензий, до последних событий на Дальнем Востоке. А потом были собраны дополнительные сведения о его юности, и установлено, что он не так прост, как кажется. Нашлись люди, видевшие его в одной из банд, действовавших в Туркестане в конце двадцатых годов. Более того, есть основания полагать, что он был курбаши — главарём целой шайки, сновавшей за границу, словно к себе домой. Последнее свидетельство относится к тридцать первому году, а в тридцать втором Кобыланды появляется уже в окрестностях Астрахани в качестве мирного жителя и призывается на военные сборы.
— И что, он даже имени не изменил? — удивился я.
— Это имя переводится как «отважный леопард», — в голосе собеседника послышалась ухмылка. — Не мог мальчишка от него отказаться. Кстати, наши его не так-то упорно и искали — просто приметили, что банда перестала появляться из-за кордона, ну и успокоились.
— А они что, сильно зверствовали? — продолжил я расспрашивать.
— Свидетельств об этом не найдено — поминалось, что гоняли стада с нашей стороны на сопредельную, а оттуда возили контрабанду. Есть даже непроверенные подозрения, будто или действовали подкупом, или очень хитроумно водили за нос пограничников. В общем, упоминаний о боестолкновениях с бандой курбаши Кобыланды в архивах не нашлось. Зафиксированы слухи о ссоре между ним и другим атаманом, но ненадёжные.
— Тогда не вполне ясно, — выражаю я сомнение, — каким образом юнец смог возглавить вооружённое формирование. На Востоке ведь уважают седины…
— Дерзость и жёсткую руку там тоже ценят, — последовал ответ. — По анкете твой подзащитный — сын чабана. Так вот — эти данные подтвердились. Он действительно сын чабана. Очень уважаемого чабана. Настолько уважаемого, что люди к его имени сзади прибавляют словечко «бай». Впрочем, к Советской власти он лоялен, в сопротивлении курсу партии замечен не был.
По мере развития разговора возникало впечатление, будто это я веду допрос. Ох, неспроста это — не иначе, сейчас умышленно притупляют мою насторожённость, чтобы выяснить нечто важное. В общем, как-то всё не так.
Сижу, молчу. Мне ведь ещё обещали рассказать о каких-то «последних событиях» на Дальнем Востоке. По лицу собеседника вижу только, что он недоволен, а о других его эмоциях судить не могу. Вот и выжидаю.
Комкор тоже рта не раскрывает, не продолжается наш разговор. Ох, чую, что-то не так. Не обвиняемый я, не подследственный, но и не свой в этом диалоге. Наконец, я не выдержал этого неустойчивого положения:
— Так что там за последние события на Дальнем Востоке? — спросил, а самому стало тревожно. Помню краешком памяти, что командующего Дальневосточным Военным Округом репрессировали где-то в эти годы. Помню не из нынешних газет, а из прошлой жизни, из будущего. Вроде как он как-то неправильно командовал и что-то то ли развалил, то ли завалил.
— По инициативе интендантских служб при авторотах были созданы бранзулеточные подразделения для работы в условиях бездорожья, — послушно принялся излагать мой мрачный собеседник. — Ваш друг как раз курировал эти мероприятия. На их основе возникли также и скромные конвойные формирования, предназначенные для охраны обозов на марше. Всё выглядело просто прекрасно. Кобыландыев проводил колонны по сложным маршрутам, выдерживал серьёзные стычки с белобандитами и выручал наши заставы, подвергшиеся нападениям с сопредельной стороны. Получал награды и повышения по службе. И вдруг во время очередной провокации японцев один из охранных батальонов под его командованием на гусеничных транспортёрах своим ходом пересек пограничную реку в двадцати километрах от места событий.