Ломбард в Хамовниках
Шрифт:
– Еще один главарь? – усмехнулся Сергей.
– Да ты что, упаси Боже! – замахал руками Трепалов. – Это был большой актер. Лучший исполнитель роли Чацкого. Я не раз смотрел спектакли с его участием. Но потом Дальский увлекся картами. Они его и сгубили, он сблизился с уголовниками, переехал в Москву, познакомился с Сабаном.
– С главарем банды?! – воскликнул Сергей и даже привскочил с дивана. – С ума сойти!
– К сожалению, нашел себе самого известного человека в Москве… – Трепалов покачал головой. – Стал с ним ходить по ресторанам, по девочкам. Так что держись от карт подальше. Понял?
– Понял, Александр Максимович.
– Это не все. Значит так, примерно через пять часов ты отправишься на Николаевский вокзал. Осмотрись там. В зале к тебе подойдет Артем Филонов. Он доложит обстановку. Прогуляетесь вместе. Только поаккуратнее.
– Согласен, Александр Максимович. А если Гришка-Отрыжка прибудет на вокзал не один? Если на своей пролетке? Он подведет к ней своего гостя, сядут оба – и все, след обоих простыл. Как нам быть, брать извозчика тоже?
– Еще незадача, – снова почесал затылок Трепалов. – Вот тебе мой кошелек, в нем мелочь и бумажные деньги. В основном «керенки». Есть несколько серебряных полтинников. Их желательно оставить. А «керенки» трать. Особенно не торгуйся, главное, не упусти объекты слежки. Но и не разбрасывайся деньгами, только в случае крайней необходимости. Усек? Деньги казенные, потом отчитаешься.
– Усек. Но если я сяду в тарантас. Как быть с Филенком и другими парнями?
– О них не беспокойся. Они найдут выход. Им помогут. Может быть, мы сумеем «мотор» подогнать к Николаевскому вокзалу. Они в него сядут. Проедутся за вашими пролетками. Потом парни соскочат. «Мотор» вернется сюда на Гнездниковский. Парни знают, что делать им дальше. Кажется, все. Я ведь неслучайно включаю тебя в эту операцию. Она на первый взгляд не сложная, но в реальности могут появиться разные препятствия. Главное, не теряй присутствия духа. Время твоей учебы, Будилин, подходит к концу. – Он вздохнул. – Через три месяца экзамен в московском управлении. Спрашивать будут не только теорию, но захотят познакомиться с твоей практической деятельностью. Я обещал твоему отцу, что буду опекать тебя. Жаль, что нет его с нами. Он был настоящим сыщиком, крепкий, честный, и голова у него хорошо соображала. Мы с ним немало бандитов переловили. Но самого не уберегли. В этом есть и моя вина. – Тепалов вздохнул, помолчал, а потом продолжил: – Ты, Серега, будь похож на своего отца. Только не злоупотребляй моим доверием. Ты неплохо проявил себя в Питере, постарайся проявить себя с лучшей стороны теперь в Москве. Действуй на вокзале по обстановке. Но возвращайтесь все живыми и невредимыми. Это приказ!
Их разговор прервал телефонный звонок. Трепалов снял трубку.
– Да, я Трепалов, слушаю. С кем соединят? Хорошо. Кто говорит? Понял, что Герасим Никодимыч. Здравствуйте.
Некоторое время Трепалов молчал, что-то записывал, кивал головой и повторял, – все понял, Герасим Никодимыч. Сделаем, наметили уже план, все обсудили. Да, ребята готовы. Спасибо.
Он положил трубку.
– Из МЧК Петренко. Интересуется сегодняшней встречей на вокзале. Они готовы оказать помощь. Но пока мы справимся своими силами. Правильно я говорю? – Он нахмурил брови и уставился на Сергея.
– Справимся, Александр Максимович, – бодро заверил его Сергей.
– Это хорошо. У наших чекистов появилась еще одна секретная информация. Двигай к моему столу, слушай, запоминай и никому ни слова. – Трепалов стал смотреть свои записи.
– Оказывается, этот питерский «Инкогнито» везет план нападения на московские железнодорожные кассы. Значит, питерские займутся этим налетом, а московские – ограблением пустых квартир. Теперь ты понимаешь, какие нам предстоят майские праздники? Петренко сообщил также, что какие-то питерские бандюганы уже приезжали в Москву. Их зафиксировали. Пять человек. Но они, похоже, не от Боцмана. Втихаря от московских, сами осмотрели железнодорожные кассы, установили, что охраняются те из рук вон плохо. Но питерские, понятно, одни не справятся. Город они знают слабо, путей отхода нет, жилья тоже. Короче, ребята Петренко их всех тихо взяли.
Трепалов вышел из-за стола, прошелся взад-вперед.
– Но есть вопрос, который мы с тобой не обсуждали. А Петренко его задал. Если наш «Инкогнито» встретится с Гришкой-Отрыжкой, то к кому тот его повезет? В Москве много банд. С кем из главарей намерен питерский приезжий вести переговоры? С Кошельком, Сабаном, Адвокатом, Айдати или с Толяном Ломом? Ты читал отчеты наших агентов?
– Нет.
– Вот тебе на! – Трепалов резко повернулся и с возмущением взглянул на Сергея. – Это плохо, Сергей Антонович. Делаю тебе замечание. Возьми, пожалуйста, мои ключи, там есть от секретки и немедленно отправляйся туда. Почитай последние отчеты, изучи карту Москвы, особенно в районе Николаевского вокзала, Каланчевской площади, обрати внимание на ближние улицы. Посмотри еще район Сокольники, Хамовники, там полно всяких малин, блатхат. Старайся все запомнить. Только в крайнем случае запиши. Янька Кошелек выбрал для себя Сокольники, а вот Сабана чаще видели в Хамовниках, там, говорят, у него появилась новая зазноба. Он у нее иногда ночует. Но свои налеты с подельниками совершает исключительно в центре. Кстати, скажи Иринке, чтобы она вызвала мне Филонова, Петрова, Дегуню, эксперта-криминалиста Вадима Акимова и фотографа Егора Белова с его альбомами. Я расскажу им о предстоящем задании. Через два часа жду тебя, Будилин, с докладом.
Старорежимная карта
Сергей рассматривал в секретке разложенную на столе большую карту Москвы. Она была старая, дореволюционная, осталась от прежнего режима. В углу надпись, как на снятой вывеске, – «Московская сыскная полиция» и рядом царский гербовый двуглавый орел. «Строго секретно! Карту из помещения не выносить, не копировать, о ней никому не рассказывать!»
К карте была прикреплена полустершаяся информационная страничка. Сергей едва разобрал витиеватые строчки, написанные черной тушью. Но все же дочитал до конца. И узнал, что эту карту изготовили по приказу самого Аркадия Францевича Кошко, начальника Московской сыскной полиции, который позднее заведовал всем уголовным сыском Российской империи. С его именем было связано раскрытие наиболее нашумевших уголовных дел в Москве и всей России. За активную и полезную работу по очищению российского общества от преступников разных мастей он получил звание генерала, его милостиво пригласили в Зимний дворец, где император Николай II вручил генералу именные золотые часы. Кошко обещал и в дальнейшем также служить верой и правдой Царю и Отечеству.
Но, как рассказывал старожил завхоз Касьянов, после Октябрьской революции генерал Кошко, спасаясь от ареста, вынужден был с семьей бежать за границу. Работать при большевиках он не согласился – они разорили его имение. Правда, следует отдать должное деятельности Кошко – он многого добился в борьбе против преступности – при нем впервые в России была создана картотека уголовных личностей всей Москвы. В нее заносились фотографии, дактилоскопические данные, особые приметы криминальных типов: рост, вес, цвет глаз, наколки, шрамы. С помощью этой картотеки в Москве быстро навели порядок, многих главарей банд сослали, остальные приутихли и разъехались по другим городам. При нем активизировались агенты, которых внедряли в различные воровские группировки. В 1913 году в Швейцарии на проходившем там Международном съезде криминалистов по раскрываемости преступлений русская сыскная полиция, возглавляемая Кошко, была признана лучшей в мире.
Всю эту работу испортил новый глава Временного правительства Александр Керенский, когда в марте 1917 года объявил о всеобщей амнистии заключенных. Наивный, думал совершить доброе дело? По его словам, в условиях всеобщей демократизации России бывшие заключенные должны быть вместе с народом, они найдут свое место под солнцем, перевоспитаются, займутся честным трудом. Сказано – сделано. Из тюрем на свободу были выпущены казнокрады, грабители, насильники, убийцы, практически весь преступный мир России, свыше 90 тысяч человек. Куда они пошли, в народ? Нет. Они разбежались. Разъехались по всем уголкам России и занялись привычным ремеслом. Большинство осело в Петрограде, Москве. Образовались банды. И началась настоящая грабительская, насильственная вакханалия. Этих выпущенных распоясавшихся амнистированных фармазонов назвали «птенцы» Керенского.