Лондон, любовь моя
Шрифт:
— Прошлое бьет меня по лицу, как сорванный ветром парус. Угрожает, хочет меня задушить. Оно словно приклеилось к моему телу. — Театральным жестом «Харгривз» погасил окурок. На нем были мешковатые вельветовые штаны, а красной кожей и спутанными волосами он был похож на куклу. — Не уходи, Хизер. Побудь еще. У тебя куча времени.
— Мне нужно успеть на поезд. Я сказала матери, что буду дома к ужину. Я понимаю, Джо. — Осторожно, чтобы не замочить пивом рукав, она протянула руку погладить его. Ее прерафаэлитские волосы сочувственно коснулись его лица. — Мы ведь увидимся завтра, правда? В школе.
— Я боюсь сегодняшнего вечера. Понимаю, что это звучит слишком драматично…
Она
— Я позвоню тебе, если смогу, — сказала она. — Позже.
— Сколько таких, как я? В эту секунду? Сегодня вечером? Все они похожи на меня? Я отыскал его. Я искал его по всему городу. Милая, вернись ко мне.
Хизер Черчилль стало очень стыдно, и стыд придал ей сил.
— Допей свое пиво и иди домой, Джо. Или заночуй в Ноттинг-Хилле. Леон всегда рад тебя видеть.
Опустив голову на руки, он прошептал что-то. Прошел уже почти год с тех пор, как Дональд покинул Лондон. Выйдя из больницы, он вернулся в Бери, снял комнату в Хемпстед-Хите у одного парня, а тот его избил и ограбил, на пару с сообщником. Дональд кричал, звал на помощь, но Джо пошел домой в Чалк-Фарм. На следующий день зверски избитый Доналд отказался разговаривать с Джо.
У самой двери Хизер остановил какой-то мальчик и заплетающимся языком начал рассказывать ей о тоннеле, который ведет прямо из паба в тайный мир вечного лета, в котором, если она правильно поняла, правит милосердный и добрый король Карл. Хизер крикнула Джо:
— Иди домой!
Она оттолкнула посланца Летнего Королевства и вышла на улицу. Вокзал находился на той стороне виадука. Она шла поверху, а внизу, по Фаррингдон-стрит, шел человек, толкая перед собой большую тележку, доверху наполненную весенними цветами. Восхитительный аромат нарциссов, гиацинтов, лилий и роз был таким сильным, что достигал той высоты, на которой находилась Хизер. Держась за перила, она прикинула, хватит ли ей времени на то, чтобы спуститься вниз и купить букетик для мамы. Но стоило ей взглянуть на часы, как ее охватила паника. У нее оставалось всего три минуты. Пытаясь на бегу нащупать билет в сумочке, она ворвалась в здание вокзала, пробежала через зал и чуть не закричала, когда низко, почти коснувшись ее головы, над ней пролетел скворец. Захлопнув сумку, она кинулась на платформу и вздохнула с облегчением. Успела.
Нетвердо ковыляя за ней, Джо Хотон видел, как она увернулась от птицы, как развевались на бегу ее рыжие волосы. Видение натолкнуло его на мысль о новой картине. Внезапно привычное отчаяние оставило его, и он почувствовал прилив радости. Тем временем Хизер исчезла за барьером, но он уже решил, что завтра попросит ее позировать. А сегодня вечером, пока не исчез образ, сделает наброски. Расправив плечи, он пошел искать ближайший к метро выход. Ему нужно было добраться до Ноттинг-Хилла. Над головой, за стеклом и сложными чугунными переплетениями он увидел стаи птиц, кружившихся в синем вечернем небе. Их голоса сливались в один протяжный крик. Он представлял себе Хизер, бегущую с растрепанными волосами, в которых запутались скворцы. Они отчаянно пытаются вырваться, чтобы догнать свою, исчезающую, как дым над полями, по которым проносится поезд, стаю. Она бежит к реке. Руки простерты вперед. Значит, она может утонуть.
Ему хотелось догнать ее, но поезд уже отошел от платформы. Он почесал голову, сам пораженный тем, что к нему вернулись вдохновение и уверенность в собственных силах. Сейчас он думал только о Хизер, ее судьба была единственным, что занимало его воображение. На станции метро «Сент-Полз», что-то насвистывая, он побежал за билетом. Все, что ему нужно, — это работа. Холст уже был натянут, и он надеялся до завтра закончить наброски. Хизер останется посидеть всего пару часов, чтобы он смог верно передать цвет. И тогда он успеет представить картину Королевской академии. Это будет его лучшее полотно.
С громким скрежетом подошел поезд. Он вошел в вагон и плюхнулся на пустое сиденье. Пытаясь определить пропорции будущей картины, он начал делать наброски на форзаце нашедшейся у него в кармане книжки в мягкой обложке. Потом заклевал носом и едва не пропустил свою станцию, однако, выйдя на воздух в Ноттинг-Хилле и пройдя вниз по Кенсингтон-Парк, вновь почувствовал бодрость. Груз бесчисленных кружек пива больше не давил на него, он словно помолодел лет на десять. Он собирался пойти прямо домой на Адела-стрит, но, свернув на Ладброук-Гроув и увидев знакомые уютные серые стены бара «Элджин», решил заглянуть туда и рассказать Леону о своих планах. Он распахнул двери и прошел сквозь полумрак в дальнее помещение, где Леон обычно играл в бильярд. И действительно, рядом с музыкальным автоматом под электрической лампой стоял Леон. Он отдыхал, опершись на кий, словно греческий воин на копье. Симпатичный тринидадец с тонким, своеобразным чувством юмора, очень привлекавшим Джо. Леон поздоровался с ним.
— Твоя игра следующая, старина.
Джо покачал головой.
— Сегодня вечером не могу. Я должен идти домой. Надо писать.
— Отлично. Бывай! — Подняв кий, Леон вернулся к столу.
Джо вышел на улицу и тут же попал в толпу цыган, выдворенных из расположенного на той стороне отеля «Кенсингтон-Палас», где только что случилось убийство. Он остановился купить жареной картошки в магазинчике под железнодорожным мостом, а потом радостно зашагал в свою маленькую квартирку с видом на канал.
Впервые с того времени, как произошла тягостная история с Дональдом, он принялся насвистывать свои любимые песни Ноэля Кауарда.
Гусь свинье не товарищ. Пусть отправляется ко всем чертям мне-то что. Тромбоз не пройдет. Высосала насухо думал вот-вот отвалится. Была бы ставка а уж удвою-то я ее всяко. Конь с рогом единорог. Белый знак девства. Грива из серебра глаза рубины хвост медный. Всю дорогу из Квинсленда продолжал в этом духе а она не знала как его остановить пока они не нашли фургон в Редклифф-Гарденз и года не прошло. Та же чертова токката и фуга ре-минор. Поставил на всех крест. Все теперь носят крестики. Единорог сделай воду белой небо красным деревья золотыми обдай меня серебряным дождем подари счастье! Счастливый счастливый счастливый день. Свинины в Вавилоне днем с огнем не найдешь разве что в Иерусалиме.
Шерлок Холмс 1981
Перейдя через пешеходный мост от концертного зала Ройал-фестивал-холл к набережной Чаринг-Кросс, Джозеф Кисс остановился, чтобы взглянуть на поезд, потом долго смотрел на борющихся с ветром чаек, неспокойную воду, лодки с туристами, освещенные мерцающими лучами солнца. На миг он представил, будто земля все еще заселена чудищами, покрыта илом, гигантскими папоротниками и стоит доисторическая влажная жара, как на Миссисипи. И ему сразу захотелось стать свидетелем хотя бы некоторого улучшения климата, ибо прошлая зима, как ему показалось, длилась бесконечно долго. Грохот поезда смолк. «Четырнадцать сорок шесть» пошел по своему обычному маршруту. Зазвучал кларнет. Это была джазовая мелодия, которая от порывов ветра казалась тактами траурного марша.