Лондон по Джонсону. О людях, которые сделали город, который сделал мир
Шрифт:
И то были вовсе не старые дома. По крайней мере один из них, № 148 на Пиккадилли, слегка обшарпанный под конец своего существования, принадлежал Обществу автопроизводителей и автотрейдеров. Но построен-то он был по образцу лондонского клуба и, конечно, по-прежнему оставался памятником отечественного великолепия. Здесь были винные погреба, похожие на пещеры, и комнаты для слуг, и большие кухни с новомодными газовыми печами, и широкие мраморные лестницы, ведущие в просторные залы, полные шедевров фламандской живописи и французской перегородчатой эмали, и окна с видами на парк.
В этом месте было заключено одно из самых знаменитых соглашений между банком и правительством
Шел 1875 год, и Британия переживала расцвет своего могущества, а Лондон был большим промышленным центром. В Ист-Энде, в нижней части долины Ли, в районе, ныне отведенном под олимпийскую реконструкцию, располагалось множество фабрик и заводов, поражающих воображение и шибающих в нос.
И конечно же именно поэтому их и разместили в Ист-Энде, чтобы преобладающие ветры уносили чад и смрад подальше от чувствительных носов обитателей особняков Пиккадилли. Там были фабрики, производившие джут и компост, резину и удобрения, и они наполняли воздух характерным запахом вываренной гнилой рыбы. Там были предприятия, которые ввозили сахар и апельсины из колоний и вывозили их с огромной наценкой в виде мармелада Кейллера. Они ввозили гудрон, а вывозили креозот, керосин, деготь, антрацен, дезинфицирующие средства, инсектициды и анилиновые красители. Лондон брал шерсть, чай, кофе, сахар, красящие вещества, все что угодно, а затем лондонские фирмы все это перерабатывали, фасовали и отправляли по всему миру Они ввозили хлопок из Индии и отправляли его обратно, чтобы одевать самих индусов, а потом стали говорить, что равнины Индостана побелели от костей индийских ткачей.
В то время Дизраэли, который к империи и ее императрице относился со смесью романтизма и прагматизма, увидел возможность еще более укрепить мировое лидерство своей страны. К 1871 году руководимый французами консорциум ввел в действие Суэцкий канал, связывающий Средиземное и Красное моря, стратегический потенциал которого был очевиден. Канал сократил путь в Индию, потому что кораблям больше не приходилось тащиться вокруг мыса Доброй Надежды. Суэцкий канал просто открыл всю Восточную Африку для торговли и колонизации — и тут появилась возможность купить его и наложить лапу британского льва на это коммерчески важное горло.
Османская империя была банкротом, хедив Египта был банкротом, компания, которая прорыла канал, обнаружила, как это часто и бывает, что отдача от этого нового инфраструктурного объекта не соответствует ожиданиям. Египтяне хотели четыре миллиона фунтов — по тем временам это была сногсшибательная сумма — примерно 8,3 % всего бюджета Соединенного Королевства. Но Дизраэли знал, куда идти за деньгами.
Лайонел Ротшильд был главным представителем в Британии панъевропейской банковской династии. В 1870 году он был изображен на обложке журнала The Period как «король» денег и облигаций, огромный и бородатый, к которому шли на поклон правители всего мира: император Китая, турецкий султан, Наполеон III, папа римский, кайзер Вильгельм I и королева Виктория. У него и его семьи был значительный опыт финансирования больших транспортных проектов — они помогали создать сеть европейских железных дорог. А еще он был близким другом Дизраэли и жены Дизраэли.
Как только премьер-министр заручился согласием кабинета на сумму четыре миллиона фунтов, секретарь кабинета министров, Монтегю Корри, был срочно отправлен в штаб-квартиру компании N. М. Rothschild в Нью-Корт на улице Сент-Суизинс-лейн, где она находится и сегодня. Там, в кабинете, отделанном дубовыми панелями, он нашел 67-летнего финансиста в умиротворенном душевном состоянии. «Премьер-министру нужно четыре миллиона на завтра», — сказал Корри.
Ротшильд взял мускатную виноградинку, съел ее, выбросил кожицу и неторопливо спросил: «Кто ваш гарант?» — «Правительство Великобритании». — «Вы получите их».
Это была хитроумная сделка во всех отношениях. Французы пришли в полное замешательство, увидев, как выросло британское влияние. Либеральная оппозиция во главе с Уильямом Гладстоном не смогла возразить ничего вразумительного. «А не вызовет ли это каких-нибудь международных осложнений или вопросов? — писал довольно невнятно Гранвиль Гладстону — Брать такую ответственность без консультаций с парламентом?» — хныкал он.
Патриотически настроенная британская общественность пришла в восторг — еще бы, завладеть главной артерией Ближнего Востока! — и воодушевленный Дизраэли писал ее величеству, чтобы сообщить благую весть: «Дело сделано — канал Ваш, мадам. Мы обскакали французов. Они слишком суетились, предлагали займы по завышенной цене, да еще на таких условиях, которые фактически отдавали правительство Египта им в руки.
Хедив от отчаяния и злости предложил правительству Вашего величества купить его пакет акций целиком и сразу — о чем он раньше и слышать не хотел. Четыре миллиона стерлингов! И почти сразу.
Только одна фирма могла пойти на это — Ротшильда. Эти люди повели себя восхитительно, предоставили деньги под низкий процент — и теперь все акции хедива в Ваших руках, мадам».
Ротшильды и сами не прогадали — что и неудивительно. Кое-кто говорил, что старый пожиратель винограда снял три шкуры с британского правительства. Кто-то считал, что 150 000 фунтов за заем в четыре миллиона на три месяца — это слишком круто. Это 15 % годовых — такие проценты по кредиту можно выставлять египтянам, но не англичанам, говорил книготорговец Уильям Генри Смит, который был также секретарем казначейства. Другие считали, что Лайонел и его семья провернули классическую инсайдерскую операцию — скупили в огромном количестве египетские акции, заранее зная, что по завершении сделки цена на них поднимется.
Лайонел не обращал внимания на эту критику. Когда биржевой брокер Артур Рэгг высказался в том смысле, что деньги правительству надо было занять бесплатно, то вызвал резкую отповедь любителя мускатного винограда: «Артур Рэгг, вы еще молодой человек и потом все поймете. Я заработал на сделке 100 000 фунтов, а хотел — 200 000».
Смелое решение британского правительства купить египетский канал оказалось неожиданно удачной сделкой для налогоплательщиков. К январю следующего года акции на канал подскочили на 50 %. К 1898 году правительственная доля акций стоила двадцать четыре миллиона фунтов — в шесть раз больше, чем Дизраэли заплатил за нее при покупке; к 1935 году ее цена составляла девяносто три миллиона фунтов. Годовые дивиденды по этим акциям подскочили с двухсот тысяч фунтов в 1875 году до восьмисот восьмидесяти тысяч фунтов в 1901 году.
Дизраэли не просто защитил британские интересы, обеспечив самый короткий путь в Индию, — он заключил очень прибыльную сделку. Суэцкий канал оставался в зоне британских интересов до 1956 года, почти до того самого времени, когда родился автор этих строк — не так и долго вообще-то.
Как заметил Дизраэли Виктории, именно Британия, а не кто-либо другой оказалась обладателем такой банковской системы, которая позволила предложить Египту подходящую сделку; но этого не случилось бы, если бы не Лайонел Ротшильд.