Лондон по Джонсону. О людях, которые сделали город, который сделал мир
Шрифт:
Обе группы чисто мужские, обе очень выиграли от творческой конкуренции внутри пары лидеров. Обе отправились покорять Америку и с триумфом в этом преуспели, и хотя они сотрудничали в работе над несколькими песнями и даже координировали релизы своих альбомов, чтобы не портить промоушн другой группе, но с самого начала было ясно, что они заклятые конкуренты.
Своеобразный человек Эндрю Луг Олдэм, который раньше продвигал в своих публикациях Beatles, а потом каким-то образом стал менеджером Stones, понимал, что, если Мик и Кит хотят настоящего успеха, им нельзя просто копировать диски Чака Берри. Им нужно следовать за Джоном и Полом. Поэтому он запирал их в комнате
Beatles общались с милыми девушками типа Цинтии Леннон или Джейн Эшер. Подружек Stones — в шубах на голое тело, на куче надгрызенных батончиков Mars — арестовывали за наркотики, и полиция публиковала грязные инсинуации. Beatles увлекались психоделией, a Stones — психоделией и сатанизмом.
Beatles выпустили альбом «Sergeant Pepper’s Lonely Hearts Club Band». Stones скопировали его в «Their Satanic Majesties Request». Если оценивать успех по популярности, ясно, что Beatles немного впереди. Хоть они и распались еще до 1970 года, они выпустили больше хитов, вошедших в топ-10, больше хитов № 1, больше альбомов, вошедших в топ-10, и больше альбомов № 1, чем любая другая группа, включая Rolling Stones. Но ничто не вечно — и даже Beatles. Они писали хиты, но знали, что когда-то кто-то потеснит их с верхушки чартов.
К концу того десятилетия пригороды Лондона расцвели талантами. Пришло новое поколение, выросшее при обязательном мед обслуживании, бесплатной стоматологии, хорошей канализации, более высоких доходах на душу населения и прежде всего на приличном среднем образовании в школах и музыкальных колледжах. В спальнях и гаражах по всему городу прыщавые подростки преображались и превращались в крикливо-яркие создания в шелковых банданах, кожаных жилетах и грязных тулупах.
Что касается остальных членов группы: Билл Уаймен был из Льюишема, Ронни Вуд — из Хиллингдона, из семьи потомственных проводчиков барж по тамошним каналам, Чарли Уоттс — из Айлингтона, а Брайан Джонс, не надо забывать, начинал свою карьеру помощником продавца в магазине Whiteleys в квартале Квинсуэй.
Джимми Пейдж из Led Zeppelin был из Уэллингтона, что под Кройдоном. Почти все музыканты группы The Who получили образование в классической гимназии графства Эктон. Рэй Дэвис и группа Kinks были из Хорнси. Dave Clark Five — из Тоттенхэма, a Small Faces — из Истхэма.
Они играли в клубах лондонских предместий, большей частью на юго-западе Лондона. Таких как клуб Crawdaddy в Ричмонде, а также клуб Station Hotel и Richmond Athletics; и, конечно, клуб Eel Pie Island, и Ealing, и множество других. Площадь Лондона — 157 212 гектаров, это едва ли не самый разбросанный город в Европе: гигантская сеть деревень и поселков с хорошим транспортным сообщением. Огромное количество и разнообразие доступных талантов просто не могли не привести к буму рок/поп-музыки.
Конечно, пионерами рок-н-ролла были американцы: Чак Берри, Мадди Уотерс, Элвис. Но чтобы понять уникальный вклад Лондона, нужно помнить: немного найдется в Америке городов таких больших, как Лондон. В Америке множество центров музыкальной революции: Новый Орлеан, Мемфис, Детройт, Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Нью-Йорк и другие. И при этом нет ни одного крупного города, где сконцентрировалось бы так много талантов.
Если вспомнить метафору с ядерным реактором, в ядерной укладке Лондона было больше урановых стержней, чем в любом отдельном городе Америки. И когда все это рвануло, вспышка, естественно, получилась такая, что осветила весь мир — это и были Beatles и Stones. И еще причина, почему Лондон стал ключевым центром. Белая молодежь Лондона спокойно играла черную музыку — двенадцатитактный блюз, — а белые американцы, наверное, стеснялись это делать.
Достаточно посмотреть, как Чак Берри поет «Johnny В. Goode», — и сразу ясно, откуда это взялось. Десятилетиями черные исполнители джаза и блюза обвиняли белых американцев в том, что они практически крадут их идеи и на этом зарабатывают, а поскольку обвинения были небезосновательны, то белые американцы стали неохотно использовать образцы блюза в стиле черных исполнителей.
При этом белые лондонцы из среднего класса — Ричардс и Джаггер — такими комплексами не страдали. Они не видели ничего ни смешного, ни плохого в том, чтобы петь, как они проснулись однажды утром и обнаружили, что любимая ушла совсем-совсем и навсегда и т. п. Они просто играли музыку, какую хотели. Поэтому то, что случилось в Лондоне с рок-н-роллом, — это прекрасный пример успеха импортно-экспортных операций, принесших этому городу славу и процветание.
Музыканты — такие как Мик Джаггер и Кит Ричардс — искали пластинки Мадди Уотерса и Чака Берри. Они сидели и слушали их в своих общагах и туалетах музыкальных колледжей. Они подражали им с религиозным фанатизмом и из кожи лезли вон, чтобы сыграть и спеть (по возможности) как черный исполнитель. Через какое-то время, примерно в 1964 году, появилось деление музыки на психоделику и поп, а потом, с песни «Jumping Jack Flash», появился и чистый рок. Но, когда Rolling Stones поехали в Америку и стали играть свои песни, выросшие из блюза, они практически знакомили американскую публику с музыкальным жанром, который зародился в Америке.
Это была победа Лондона, и, покуда церемония награждения подходила к концу, я решил, что об этом и спрошу Кита Ричардса. Было уже около одиннадцати вечера, и публика в смокингах начала уставать. На сцене уже отдали должное стольким звездам первой величины, что, казалось, все уже пресытились звездностью. И тут наконец объявили Кифа, он стал медленно, раскачиваясь, подниматься на сцену — с закатанными рукавами пиджака, обнажавшими его жилистые руки, с повязкой на голове, как у какого-нибудь Джона Макинроя старых времен, — мы все невольно вскочили на ноги.
Речь его была короткой, шутливой, скромной, и, как только он вернулся на место, я понял, что час пробил. Я быстро закончил свое выступление на сцене, представив Себа Коэ, а затем, довольно бесцеремонно, уговорил агента Кита, Барбару Чароне (милая женщина, с которой я встречался и раньше), усадить меня рядом с ним. «Хоть пять минут, Барбара, ну хоть три», — умолял я.
Кит наконец вернулся после фотографирования, и за честь сидеть рядом с ним разгорелась серьезная борьба. Позже мне сказали, что люди Кита не подпустили Стивена Фрая, перепутав его с премьер-министром Дэвидом Кэмероном.
Я ждал и надеялся много лет — и вот я сижу в сантиметрах от полубога с подведенными глазами и замечаю, что хоть лицо у него морщинистое, как у Одена, но зубы — по-американски белые. Для начала я вежливо сказал, что мне очень понравилась «Жизнь», спросил о его бабушке и дедушке и о том, каково это было — расти в послевоенном Дартфорде, где с ним произошел известный случай, когда взрывом «Фау-1» на его кроватку зашвырнуло кирпич.
Но толпа вокруг нас шумела и суетилась все сильнее, и я понял, что должен выдать свой вопрос.