Лондон
Шрифт:
– Не хотел красть. Я обещал ему не говорить ни слова.
– Я думала, это ты украл, – призналась она честно.
– Знаю. Но это не я.
– Не надо было ему этого делать, – заметила дама.
Несмотря на петлю, являвшуюся наглядной причиной смерти, подмастерье знал, что его маленький грустный хозяин умер от стыда.
– Что ж, принимай хозяйство, – проворчала дама Барникель.
Ничто из этого не помогло Дукету утром, когда явилась Тиффани.
– Я потерял человека, который мог тебя убедить, – сказал он просто. – У меня нет доказательства.
– Значит,
Он кивнул:
– Больше у меня ничего нет.
Тиффани ушла, и он какое-то время не шевелился. Парень не знал, какое она примет решение, но понимал лишь, что не допустит, чтобы она угодила в когти Силверсливза. «Убью его, если понадобится», – подумал он.
Дама Барникель каялась редко, но следующим утром, когда она восседала на своем огромном ложе и беседовала с Эми, был именно такой случай.
– В голове не укладывается, как я могла настолько ошибаться в этом мальчике, – взрыкивала она. – Он маленький герой. Посмотри, сколько он сделал! Спас жизнь Карпентеру. Заподозрили в краже. Взял на себя вину твоего папаши. Очевидно, хотел спасти и его. Потом от него отрекается Булл. Клянусь, и этому найдется приличное объяснение! И никакого нытья. Он мужественный, преданный парень, – заключила она сердечно. – Верный.
И заметила, что Эми не возразила.
Она встала.
– Сейчас я позабочусь о похоронах твоего несчастного батюшки, – сказала дама Барникель, но задержалась у двери. – Я знаю, тебе не терпится съехать от меня, – тихо произнесла она. – Но не ходи за Карпентера. Ты сама знаешь, что не любишь его.
Приготовления к свадьбе – веселое дело. Время шить платья, да и ночные рубашки. Целые кипы белья! За две недели до торжества кухарка с толстухой-девицей уже принялись за стряпню. Булл и Силверсливз только что сняли возле моста, на Ойстер-Хилл, приличный дом, где молодые начнут свою супружескую жизнь. Даже Чосера заставили воспользоваться его влиянием при дворе и обеспечить перспективному юристу доходную должность.
Однако для Тиффани, хотя она улыбалась, дни тянулись мучительно. Ее раздирали противоречивые чувства. Могло ли быть, чтобы друг ее детства, храбрый мальчишка, которого она любила как брата, солгал? При взгляде на невозмутимое лицо жениха обвинение Дукета казалось немыслимым. Но зачем Джеффри сочинять подобную клевету? В его ли это натуре? Или натура эта, как полагал ее отец, была непоправимо испорчена? Кого она доподлинно знала – найденыша или смышленого правоведа, ухаживавшего за ней?
Девушка подумывала поделиться обвинением Дукета с отцом, но понимала, каким будет ответ. И разве не было его мнение здравым? Мало кто в Лондоне имел репутацию лучше.
И все-таки изо дня в день, пока она наблюдала за приготовлением к свадьбе, ее донимало что-то еще. Пусть все, что говорили о юном Дукете, было правдой – он лжец, а законник – образец добродетели, однако Тиффани по-прежнему задавалась вопросом: что же она испытывала к Бенедикту? Конечно, восхищалась им. Он был благочестив, любезен – все как положено. Похоже, предан ей. И все же она неизменно вспоминала давний разговор с матерью
Если бы только не призывал ее внутренний голос: «Остановись!» Сначала шепотом, но с каждым днем чуть громче. Остановись, пока не поздно! Но поздно уже и было – так она думала, наблюдая за стремительным ходом приготовлений.
Эми Флеминг решение далось легче. После смерти отца свадьба с Карпентером отложилась сама собой. Бен сам предложил перенести ее на осень, но Эми теперь втайне решила иначе.
Ее сломила наконец не материнская речь, а печальная отцовская записка. Звучная поддержка отцом Дукета, его желание, чтобы отважный малый занял его место, призыв довериться ему. Быть может, он пытался на собственный лад сказать ей что-то перед уходом?
Она понимала, что не любит Карпентера, но тот всегда казался надежным, тогда как Дукет с его безалаберностью представлялся рискованной партией. Однако события последнего года заставили ее задуматься. Карпентер в Савое, Карпентер с его лоллардистскими текстами. Не попадут ли они в беду при такой одержимости мрачного мастерового? А ныне выяснилось, что в беду угодил и ее несчастный отец. И кто спасал обоих или хотя бы пытался? Дукет, довериться которому призвал отец. В конечном счете именно Дукет оказался сильным. Отважный Дукет.
Девушка полагала, что он на ней женится. В конце концов, всего прочего он лишился. Если Флеминг захотел передать ему дело, то вряд ли он мог обойтись без средств. Отцовское письмо предназначалось и Дукету. Женись на моей дочери, гласило оно. Но Эми решила не спешить и сначала увериться в прочности положения Джеффри.
Однажды утром, когда она сделала этот вывод, Эми увидела Тиффани Булл, приближавшуюся к «Джорджу». Предположив, что та пришла к Дукету, Эми встретила ее у входа во двор и сказала, что тот на рынке. Но купеческая дочь удивила ее, помотав головой.
– Я к тебе, – бросила Тиффани, огляделась и осведомилась: – Мы можем поговорить наедине?
Эми знала Тиффани в лицо, но никогда не общалась с ней и с любопытством рассматривала богатую особу. Она восхитилась прекрасным шелковым нарядом, столь непохожим на ее собственный, и отметила грацию, с которой та уселась. Странно было думать, что ее простой юный Дукет когда-то жил с существом из иного мира под одной крышей. Еще удивительнее были бесхитростные слова, которые девушка произнесла с болью во взгляде:
– Мне нужна твоя помощь. Понимаешь, мне больше не к кому обратиться, – добавила она откровенно.
Тиффани, как могла, коротко выложила ей все, покуда Эми внимала.
– И вот, – заключила она, – Дукет выдвинул эти обвинения против человека, за которого я выхожу замуж. Мне трудно в это поверить. Как и всем остальным. Но если в них есть хоть слово правды… – Она развела руками. – Через две недели Силверсливз станет моим мужем. – Она серьезно взглянула на Эми. – Ведь ты видела Дукета ежедневно, годами. Ты должна знать о нем куда больше меня. Как по-твоему, может это быть правдой?