Лондон
Шрифт:
Какие чары овладели плотником? Кто мог знать? Карпентер торжественно, будто во сне, входил во двор. Там сновали и другие, пытавшиеся выхватить из огня что под руку попадется, но мастеровой не последовал их примеру. Влекомый пламенем, он, как загипнотизированный, направлялся в одно из зданий. Героизм Дукета явился чистым инстинктом. Он не стал раздумывать и побежал.
Злая судьба назначила зданию рухнуть, едва он добрался до места. Он увидел, как Карпентер упал, и метнулся вперед – ухитрился вцепиться, вытащить, при этом сам изрядно обгорел. Карпентера
Через полчаса Карпентер пришел в себя, хотя и был потрясен да в ожогах; Дукет оставил его с доброй братией в больнице Святого Варфоломея и пошел к «Джорджу», дабы рассказать о случившемся Эми.
Джеймс Булл был не из тех, кто сдается. Да, за минувшие пять лет кузен его так и не пригласил. Да, год назад он послал Тиффани цветы, рассудив, что та уже достаточно взрослая для таких подношений, к ним он присовокупил неуклюжее стихотворение, так и не снискавшее признания. Но чем привлечь внимание кузена и заслужить одобрение?
Едва Джеймс Булл увидел, как в Лондон входят отряды Тайлера, он мигом понял, что делать. Большинство лондонцев ненавидели подушный налог. Многие симпатизировали жителям Кента. Иные присоединились к ним. Но Джеймс был далек от таких мыслей. Все это бунтовщики. Как поступать с мятежниками, он в глубине души знал всегда. Им нужно остановить. И этим он наглядно докажет, что является истинным Буллом. Держась на расстоянии, но следя за ними с глубочайшим подозрением, Джеймс дошел до Савоя. Там, взирая на происходившее, уяснил задачу.
Впоследствии он считал, что потрудился на славу. Вытащил из горящего Савоя трех вероятных мародеров и остановился, лишь когда понял настрой толпы: еще один подвиг – и его разорвут в клочья. Тогда Джеймс отправился за подмогой. Не найдя ни сержантов, ни каких-либо иных представителей власти, он поспешил обратно в сторону ворот Ладгейт, рассчитывая наткнуться на солдат. В конце концов, если он вознамерился прославить свое имя и произвести впечатление на кузена с Лондонского моста, ему придется совершить нечто исключительное и в присутствии свидетелей. Миновав пылавший Темпл и Ченсери-лейн, Джеймс увидел Силверсливза на его прекрасном коне.
– Отвезите меня в Тауэр! Нам нужна подмога! – крикнул Джеймс, но законник лишь молча взглянул на него и быстро уехал на запад, в обход Савоя на добрых полмили.
Поэтому Джеймс счел подарком судьбы одинокого мятежника, которого приметил, едва достигнув Лондонского моста. Ошибиться было невозможно: белая прядь, обожженные руки. Он бросился вперед, налетел на него, оба упали, и он вскричал: «Попался!» Да, ему благоволило само Провидение! Покуда задыхавшийся бунтарь тщился высвободиться, Джеймс увидел тучную фигуру своего кузена, приближавшегося к ним с моста, и завопил:
– На помощь, сэр! Этот малый грабил Савой!
Джеймс был изрядно удивлен, когда купец, осведомившись, уверен ли он, повернулся к смутьяну, будто знал его, и грозно произнес:
– Великолепно,
Время на кухне дома на Лондонском мосту тянулось медленно, час проходил за часом. Булл проигнорировал протесты Дукета. Зато Джеймс Булл, поспешивший в Тауэр, остался бы крайне доволен словами купца. «Хороший парень! Вырос молодцом, нельзя не признать. Должно быть, я недооценил его». Однако речь, с которой он обратился к подмастерью, была суровой:
– Останешься под замком, пока я не передам тебя законным властям.
Двери были заперты, ставни закрыты. С Дукетом осталась лишь девка-толстуха.
– Присматривай за ним, – велел Булл. – Если что-нибудь отмочит, бей тревогу.
Дукет время от времени поглядывал на толстуху. Наконец, за неимением занятия лучшего, он попытался растолковать ей, как Эми послала его на поиски Карпентера, каких событий он стал свидетелем и как, не помышляя о мародерстве, спас Карпентера из огня.
– Сама посуди, – заключил он, – я вообще ни в чем не виноват.
Но толстуха безмятежно жевала, ни слова не говоря.
Так продолжалось весь день. С утра на кухне была кухарка, но недолго. Она больше помалкивала, однако сообщила ему, что король собрался в Майл-Энд. Затем в доме на несколько часов воцарилась тишина. Но позже Дукет услышал гул приближавшейся огромной толпы. Судя по галдежу, рядом что-то происходило. Разнесся оглушительный рев. Потом толпа начала удаляться. Через час вернулась кухарка.
– Они проникли в Тауэр и убили архиепископа, – доложила она. – Надели его голову на пику посреди моста.
Вечером явился сам Булл. Он с отвращением взглянул на Дукета.
– Твои дружки добились успеха, – сказал он сухо. – Король даровал хартии, упраздняющие сервство. Они же в ответ не только умертвили архиепископа, но и поджигают дома и убивают любого, кто им не понравится. Покамест положили душ двести, сплошь невинных. Я подумал, что тебе будет приятно узнать.
Булл ожесточенно хлопнул дверью и запер ее.
Наступила суббота. С самого утра было тихо, но позже Дукет услышал топот многих ног. Раздавались крики, но непохожие на вчерашние. Выкликали по именам. Кто-то задержался у двери Булла. Спешные переговоры. Но вот голоса замерли вдали. Прошло два часа. Снова крики. Ликование. Смех. Процокали копыта, направляясь к двери. Кто-то вошел – тяжелой поступью, как показалось Дукету. Через полчаса дверь в кухню распахнулась и появился Булл.
– Похоже, король простил тебя, – произнес он хладнокровно.
Джеймс Булл видел все.
Очутившись после пленения Дукета в Тауэре, он не нашел там ни одного желающего отправиться к Савою, но его ревностное намерение послужить властям было столь очевидно, что сам олдермен Филпот предоставил ему коня и оружие.
– Ты можешь пригодиться, – заявил он.
Вот так и вышло, что в эту судьбоносную субботу Джеймс Булл стал очевидцем поразительной кульминации восстания.