Лондон
Шрифт:
Тем не менее произошедшее действительно стало великим водоразделом, ибо религиозные и политические споры, терзавшие Англию свыше столетия, надолго разрешились. Католическая церковь потерпела сокрушительное и окончательное поражение. Вильгельму и Мэри – Марии, – если у них не будет детей, должна была наследовать сестра Марии, протестантка Анна. Католических потомков Якова полностью исключили из числа претендентов на престол. Главное же то, что впредь ни один католик, ни даже лицо, состоящее в браке с католиком, не будет вправе занять английский трон. Что касалось обычных католиков, их обложили дополнительным налогом и полностью лишили возможности поступать на государственную службу.
С большинства государственных должностей изгнали
Политический аспект договора оказался тоньше, но имел глубокое значение. Хотя парламент заявил, что лишь восстанавливает старые права, это было не так. Парламенту предстояло собираться через регулярные интервалы – так гласил закон. Мобилизация теперь невозможна без его разрешения. Гарантировалась свобода слова. И, как вскоре выяснилось, парламент с тех пор всегда старался держать короля на голодном денежном пайке, тем самым подчиняя своей воле. Попытки Стюартов обустроить Англию по французскому образцу и превратить в абсолютную монархию провалились. Парламент, выигравший гражданскую войну, в конечном счете выиграл и мир.
Мелким политическим изменением, которое мало кто заметил в Вестминстере, было то, что старый граф Сент-Джеймс, всегда – Бог свидетель – остававшийся тори, начал голосовать с вигами. Он удивил их заявлением, что отныне считает королей подчиненными парламенту. Но так и не объяснил почему.
Сэр Джулиус мудро рассудил, что тайну предательства Карла II нужно надежно похоронить.
– Добра не жди, если это всплывет, – сказал он Мередиту.
Не возражал против этого и Обиджойфул, благо Якова с его наследниками-католиками больше не было. Небывалый предательский договор, действительно заключенный между английским королем Стюартом и его родственником, королем Франции, хранился в тайне еще сто лет.
Одно было очевидно: не осталось ни малейшего шанса на то, чтобы английские монархи формировали опасные альянсы с католическими странами Европы. У англичан и голландцев появился общий король, кальвинистский и протестантский, заклятым врагом которого был французский король Людовик XIV. Гугеноты вроде Пенни могли быть уверены в надежности островного убежища. Что касается англичан, то хотя торговая конкуренция продолжалась, голландцы стали их союзниками. У стран было много общего. Их языки схожи, и одному Богу известно, сколько англичан происходило от их соседей-фламандцев. Общим врагом на протяжении всей Реформации была католическая Испания. Англичане восхищались голландскими мастерами и живописцами, переняли от них слова «мольберт», «пейзаж» и «натюрморт». Английские матросы, служившие на голландских кораблях, бодро сыпали другими: «шкипер», «яхта» и «контрабандист». Скажи король Вильгельм своим английским подданным, что голландским братьям угрожает папистская Франция, они бы с готовностью помогли отстоять протестантскую веру.
Граф Сент-Джеймс дожил до лет весьма преклонных. В 1693 году ему исполнилось девяносто. Он передвигался с трудом, но оставался в здравом рассудке. Не знал он и одиночества, так как, помимо детей и внуков, к нему стекались гости, стремившиеся поговорить с человеком, родившимся в последний день правления доброй королевы Бесс. От Порохового заговора до Славной революции! «Он все повидал», – говорили о нем. И в 1694-м, в последний год его жизни, ему было дозволено увидеть еще одно.
После долгих дискуссий лондонский Сити обзавелся тогда новым учреждением. Это был акционерный банк, финансировавшийся рядом видных лондонских торговцев. Его задача заключалась в денежном обеспечении долгосрочного государственного долга посредством выпуска облигаций с выплатой процентов. Он был назван Банком Лондона.
– А я говорил об этом первому королю Карлу, – втолковывал граф посетителям. – Но он не послушался. Возможно, и к лучшему, – заключал он
Кроме того, ему доставляло огромное удовольствие то, что новый банк расположится в канцеляриях восстановленного на Чипсайде Мерсерс-Холла. «Наша семейная ливрейная компания», – заметил он гордо. И мог бы с полным правом добавить, что выбором места новое учреждение, которое вскоре стало называться Банком не только Лондона, но и Англии, утверждалось на той самой пяди земли, где когда-то стоял родной дом Томаса Бекета, святого лондонского мученика.
Через два месяца после основания Банка Англии Джулиус почил в бозе. Это произошло на рассвете, тихо и мирно. Он не дожил года до небольшого события, которое тоже доставило бы ему удовольствие. Ричард Мередит, как и его отец, женился поздно, но удачно, и в 1695 году был награжден сыном.
Дождливым утром месяцем позже Мередита навестил Юджин Пенни.
Гугенот явился с подарком в маленьком футляре, который открыл с явной гордостью. Мередит увидел красивые серебряные часы. Но когда Пенни извлек их, священник отметил в них что-то необычное.
Пенни снял очки, тщательно протер и улыбнулся.
– Смотрите, – пригласил он, подцепил мизинцем крышку и принялся объяснять устройство.
Томпион Лондонский вот уже двадцать лет мастерил часы с волосковой пружиной, но теперь великий часовщик их усовершенствовал, и это вывело лондонское часовое дело на первое место в Европе. Крошечный механизм, на который указывал Пенни и который назывался цилиндровым ходом, придал портативным часам важнейшее свойство: все шестерни расположились горизонтально, часы стали плоскими, их можно было положить в карман.
– В жизни не видел ничего изящнее! – воскликнул Мередит.
Это был подарок к рождению сына и благодарность за содействие доброго священника в восстановлении гугенота на прежнем месте у мастера Томпиона.
Взошла заря нового века, и жизнь Мередита украсилась еще одним приобретением. В 1701 году его друг Рен спроектировал для его же церкви Сент-Брайдс великолепную колокольню. Это было замечательное сооружение. Возведенная над красивой квадратной башенкой, она состояла из череды восьмиугольных полых барабанов с открытыми арками и колоннами; барабаны образовывали ярусы, верхние меньше нижних, так что конструкция напоминала перевернутую подзорную трубу, венчавшуюся обелиском. Будучи выше даже Монумента, новая колокольня церкви Сент-Брайдс была видна на всем протяжении Флит-стрит и превратила храм в городскую достопримечательность.
1708 год
Они еще поспевали вовремя. Пусть он не сказал, куда ведет их, но заручился особым разрешением и подготовил сюрприз. Хотя Обиджойфулу стукнуло семьдесят, он чувствовал себя достаточно крепким для поставленной задачи и увлеченно спешил по направлению к Ладгейт-Хиллу, ведя за собой двух любимых внуков. Заканчивался октябрь, день выдался бодрящий, и люди, высыпавшие на улицу, пребывали в приподнятом настроении. Ожидалась Процессия лорд-мэра.
Не считая периода Содружества, когда подобные мероприятия угодили под запрет, старинная ежегодная церемония усложнялась с каждым десятилетием. В официальной резиденции за Сент-Мэри ле Боу, которую Обиджойфул по-прежнему воспринимал как особняк сэра Джулиуса Дукета, мэр облачался в свои одежды, затем верхом доезжал до реки. Там он усаживался в великолепную барку, которую сопровождали лодки от всех ливрейных компаний, и его доставляли в Вестминстер, где мэр, как феодальный барон былых времен, присягал на верность монарху. Затем суда разворачивались, высаживали пассажиров возле Блэкфрайерса, после чего мэр, олдермены и представители всех ливрейных компаний устраивали пышное конное шествие, направляясь к Чипсайду и далее к Гилдхоллу. А посему Карпентер решил, что для двух ребятишек нет места лучше, чем просторная наружная галерея купола собора Святого Павла, откуда им будет отлично видно происходящее.