Лондон
Шрифт:
– Я ничего не крал! – завопил мальчик.
– Нет, крал.
– Впервые в жизни, сэр! Честное слово! Пожалуйста, помилуйте!
Это было сказано так убедительно, что впору поверить.
– Джек, убери эту тварь и делай что хочешь, – взмолилась хозяйка.
Но Джек Мередит, который, самое большее, и планировал-то надрать сопляку уши да выставить пинком за дверь, забавлялся при виде сажи, создавшей угрозу для чистенькой спальни жены. Оборвыш, уже ревевший, чрезвычайно кстати тряс башкой, разметывая сажу и побуждая миледи к негодующим возгласам.
– Как тебя зовут, мальчик? – Она постаралась спросить поласковее.
Молчание.
– Ты всегда воруешь?
Яростное мотание головой.
– Разве ты не знаешь, что это плохо?
Искренний кивок: знаю.
– Тебя кто-то подучил? – спросил Мередит.
Снова кивок, теперь горестный.
– Кто?
Молчание.
В эту секунду, покуда взрослые переглядывались и пожимали плечами, малыш предпринял внезапную, отчаянную попытку к бегству. Дернувшись так, что ухо наверняка взорвалось нестерпимой болью, он вывернулся и помчался в коридор.
Тремя стремительными прыжками Джек настиг его, поймал за руку, втащил обратно и удивленно вскрикнул:
– Взгляните, какая странная штука!
Он поднял ладошку мальчика. Затем взялся за другую, такую же. Он также заметил, что в волосах, с которых осыпалась почти вся сажа, белела диковинная прядь.
– Какой занятный постреленок, – обронил он. – Но с норовом!
И оглянулся на жену.
Она стояла столбом, как будто увидела призрак, и безмолвно взирала на ребенка.
– Что такое? – встревожился Мередит.
Но леди Сент-Джеймс, вернувшись в чувство, сумела лишь вымолвить:
– О боже… Не может быть… Конечно… О господи…
А Мередит так опешил, что не заметил, как отпустил ребенка, который тут же выскочил на улицу и затерялся вдали.
Она будет молчать. Не скажет ему ни слова. Ее не взять ни уговорами, ни даже гневом.
– Дело в мальчике, с ним что-то не так? – спросил он настойчиво. – Пойти и разыскать его?
– Нет! Ни в коем случае! – вскричала она.
Больше она ни словом не обмолвилась о том, что ее потрясло. На концерт поехали молча. После она говорила о завтрашнем приеме и об отъезде на континент, но оставалась бледной и отрешенной. Какой бы ни был в ней похоронен секрет, Мередит видел, что тот причинял ей мучения. И все-таки она не хотела поделиться даже с ним.
Пока не пала темная и беззвучная ночь.
Была ли виной внезапность потрясения? Иль тайная расплата за события последних трех недель, когда она хладнокровно играла жизнью и смертью? А может быть, ее сердце, снискавшее наконец любовь, смягчилось и начало открываться? Она металась во сне, терзаясь душой и телом, не только от ужаса и угрызений совести.
– Ребенок! О боже! Мое потерянное дитя!
Проснувшись, она обнаружила Мередита безмолвно сидевшим в кресле возле постели. Он бережно, но твердо взял ее за руку и осведомился:
– Что вы сделали с ребенком? Не отрицайте. Вы говорили во сне.
– Отдала, – призналась она. – Но, Джек, это было давным-давно. Все в прошлом. Теперь ничего не исправить. Давайте уедем, сегодня же, и обо всем забудем.
– Чей он был?
Она помялась:
– Это не важно.
– По-моему, важно. Сент-Джеймса? – (Она помолчала. Затем кивнула.) – Значит, наследник?
– Наследником будет наш сын. У нас родится сын. Все достанется ему. Первый был… вы сами видели. – Ее передернуло при воспоминании. – Он был… У него на руках…
Но капитан Джек Мередит знал, к чему обязывал долг во имя спасения и его души, и ее.
– Я убил отца. Но будь я проклят, если лишу наследства ребенка, – сказал он спокойно. – Если вы не примете ребенка назад, мы расстанемся.
И она поняла, что так и будет.
– Вы, может быть, его вообще не найдете, – выдавила она наконец.
Поиски не затянулись. Хотя после вчерашней катастрофы юные Доггеты решили держаться подальше от Ганновер-сквер, им не повезло. Мередит свернул на Гросвенор-сквер и сразу наткнулся на чумазого оборванца с метлой, которую тот бросил, заметив преследователя, и пустился наутек. Малыш промчался по Одли-стрит и юркнул в сторону, но Мередит оказался на высоте и отловил его, не доходя до Хейс-Мьюз.
– Веди меня к отцу, а то хуже будет, – приказал он.
И они зашагали по направлению к Севен-Дайлсу.
Костермонгера они нашли в Ковент-Гардене, где все еще гудел цветочный рынок. Доггет стоял в рабочей шапке возле тележки. На руках у него были кожаные перчатки, которые он надевал всегда, берясь за тележку. Доггет строил глазки довольно хорошенькой торговке, но при виде Мередита и сына мгновенно переключился на них и спросил:
– Что случилось?
– Вчера ваш мальчик забрался в дом воровать, – ответил капитан.
– Быть этого не может, – возразил костермонгер. – Да он такого в жизни не сделает.
– Еще как сделает! – жизнерадостно парировал Мередит. – Но я пришел не поэтому.
– Полно, сэр! – осклабился Доггет. – Не драться же вы пришли, так-скэть?
– Не сегодня. Я должен выяснить, откуда у вас этот мальчик. Он вам родной?
– Пожалуй. – Доггет насторожился.
– Так да или нет?
– А че такое, сэр, пошто интересуетесь?
– Я капитан Мередит, – любезно отозвался Джек, – и у меня есть основания считать, что этот мальчик был брошен слугой, уволенным из некоего дома. – Он солгал не моргнув глазом. – Это все, что я пока могу сказать. Но если мальчик ваш, то и делу конец.