Лондонские тайны
Шрифт:
— Теперь можешь уйти, — сказал голос. — Повернись к выходу и не оглядывайся.
Дверь отворилась. Снэля вытолкнули. Незнакомец, подведший его к ложе, ожидал в коридоре.
— Ну вот и я! — сказал Снэль, ободрившись при свете. — Как странно проводят время эти лорды! Зачем идут в театр? Пусть они сойдут лучше в какой-нибудь подвал, там они увидят все тоже!
— Не сыпь попусту слова, мальчишка!
— Ого! Мальчишка… Я теперь молодой человек. Да что тут, впрочем, скажите мне лишь одно: не «его ли честь» сидит в этой ложе?
—
— Это тот хозяин, который платит.
— Его там нет.
— Ну так я не сожалею, что пробыл в темноте. Я желал бы взглянуть лишь на его честь.
— Его видели уже многие, против его желания, — сказал мрачно незнакомец. — Но эти не проговорятся.
— Им заткнули рот?
Незнакомец утвердительно мотнул головой.
— Гинеями? — спросил Снэль.
— Нет, не гинеями, — отвечал неизвестный, и вынул из-под плаща маленький кинжальчик чудной работы.
— Помнишь ли ты хорошо все, что видел?
— Помню, милорд.
— Ну, так слушай!
Неизвестный отвел Снэля в сторону и шепнул ему что-то на ухо.
— Понимаю! — отвечал Снэль. Еще бы да не понять.
— Остерегайся! — сказал ему незнакомец. — Это дело важное.
— Не пугайте меня, Бога ради, я знаю очень хорошо, что должен делать.
— Так не забудь — когда кончишь дело, иди в эту дверь. Здесь выйдешь за кулисы, я буду ждать тебя там.
Снэль и незнакомец пошли коридором к ложе леди Б***. В тот же момент кто-то тихо вышел из мрачной ложи и последовал за ними. В ложе остались четыре человека. Они, приложив глаза к отверстиям завесы, внимательно смотрели на ложу герцога I***. Из залы вовсе нельзя было видеть этих отверстий, но, несмотря на то, полицейский комиссар подозревал в ней что-то недоброе. Он отослал одного из полицейских присматривать за нею.
В то время, когда черный народ шумя и крича наполнял залу, Снэль и незнакомец стояли у входа в ложу герцога I***.
— Ну, принимайся за дело! — сказал незнакомец, толкнув Снэля, и пропал.
Снэль вошел в ложу леди Б***.
— Сударыня, — сказал он, почтительно кланяясь, — герцог поручил мне передать вам вот это письмо.
Он отдал письмо. Леди Б*** протянула руку, но в тот момент, когда пальцы ее брали бумагу, Снэль с несказанной смелостью и неподражаемой ловкостью сорвал с пальца драгоценный перстень! Леди Б***, ошеломленная дерзким поступком, на первых порах не могла ничего сказать. Между тем Снэль отворял уже дверь. С криком ужаса и отчаяния она бросилась вслед за похитителем, но в самых дверях встретила или, вернее, наткнулась на бедного слепого, Эдмонда Маккензи.
— Пустите меня, сэр, пустите, — кричала она. — Держите вора!
Бедный слепой с удовольствием бы пропустил леди, но как бы случайно, когда она кидалась направо, он — тоже; она налево и он туда же; одним словом этот бедный человек нехотя не пропускал могущественную леди.
— Этот перстень принадлежит не мне! — кричала она. — Герцог
Сэр Эдмонд, не понимая от чего происходит вся эта суматоха, обвел залу своим рассеянным взором. Он случайно взглянул на мрачную ложу и чуть заметно кивнул головой.
Тем временем Снэль был уже на другом конце театра и входил в ложу княгини Лонгвиль. Графиня, с большим вниманием смотрела на ложу, откуда слышался крик, и не заметила прибывшего. Последний чуть-чуть дотронулся до плеч Сюзанны и шепнул ей на ухо:
— Ночной джентльмен!
Сюзанна вздрогнула и обернулась.
— «Его честь» приказали сохранить вам эту вещицу, — сказал Снэль с улыбкой, подавая ей что-то завернутое в бумажку.
Сюзанна взяла вещь и сунула ее за корсет. Снэль ушел.
Театр быстро узнал о дерзком воровстве.
— Знаю, знаю! — вскричал комиссар, приставив палец ко лбу.
Бедная леди Б*** вздохнула свободнее. Она начинала питать надежду.
Комиссар, взяв с собою толпу полицейских, пошел к таинственной ложе и расставил помощников.
— Будьте внимательны! — сказал он. — Это наверное отчаянная шайка. Вы готовы?
— Готовы, — плотно стиснувшись, отвечали полицейские.
Комиссар отворил ложу и храбро вошел в нее, затем приподнял завесу… Свет ярким лучом ворвался в ложу. Там никого не было.
Глава двадцать восьмая
ДОЧЬ ВИСЕЛЬНИКА
Когда граф Вейт-Манор воротился домой, то заперся в библиотеке. Он был ужасно бледен, смотрел тусклым, блуждающим взором, как человек, близкий к безумию.
Он бросился в кресло, кинул шляпу на пол и зарыдал. Смех толпы не переставал еще раздаваться в его ушах. Оскорбления, получаемые им, не влекли за собою ни возмездия закона, ни презрения людей! Совсем напротив, при каждом ударе свет улыбался и поощрял обидчика!
Графу Вейт-Манору перевалило уже за четвертый десяток. Он немного походил на брата, но выражение его лица было иным нежели брата. Грубые, развратные страсти отражались в его взоре. И действительно он долго вел порочную жизнь. В 1825-м году оратор из народа дал ему название поросенка. Лучшего определения нельзя было подыскать человеку, все пороки которого имели материальный характер. Он обольщал женщин золотом, и соучастниками его преступлений были такие люди, как Патерсон и Боб Лантерн. Очень легко угадать, что совесть и раскаяние не были ему знакомы. Милосердный Бог послал ему сплин, тяжелый, неизлечимый сплин. Все способности графа замерли, душевная дремота овладела им и, только удары брата выводили его время от времени из тягостной апатии!