Лондонские тайны
Шрифт:
— Почему же? Вы хотели меня застрелить? Я уверяю вас, что не присоединю никакого оскорбления вашему сиятельству; но, наконец, я выбрал место и вы, вероятно, мое восклицание услышите снизу. — И он сделал движение, будто хотел броситься вниз.
— Подождите! — вскричал Вейт-Манор. — Какое восклицание?
— Я скажу: «Сжалься, брат!»
Крупные капли пота катились по вискам Вейт-Манора, и он упал на колени.
— Сжалься! — с отчаянием произнес он. — Сжалься!
Вейт-Манор понял, что на него падало бы обвинение.
Бриан спустился на пол и помог брату встать. Пошли оба к столу, где Вейт-Манор подписал свое имя внизу листа бумаги.
— Ну вот, — слабым голосом сказал он, — довольны ли вы?
— Милорд! Я желал бы, чтобы вы сами написали добровольную уступку, — отвечал Бриан.
Вейт-Манор дрожащей рукой начал писать. Но в это время дверь тихо растворилась и Патерсон, никем не замеченный, положил на стол лоскуток бумаги на котором было написано чье-то имя. Едва граф прочитал бумажку, как с ужасом отодвинул кресло от стола и прошептал:
— Неужели мертвые восстают из могил? Или уж я лишился ума?
— Человек, написавший свое имя, желает вас видеть и переговорить с вами, — сказал Патерсон.
— Боже мой! Он здесь! — вскричал Вейт-Манор, — но я видел смерть этого человека… Простите, я сейчас кончу этот акт.
Потом он обратился к управляющему и спросил:
— Где же этот человек?
— В кабинете, милорд.
Граф тотчас же вышел и не возвращался более получасу. Ленчестер подошел к столу, чтобы взглянуть, что брат написал, но в это время взгляд его упал на бумажку, принесенную Патерсоном. Там было написано имя Измаила Спенсера! Им овладело изумление. Неясные подозрения, пробужденные рассказом Сюзанны, представились ему, он хотел бежать в ту комнату, куда ушел граф, но было поздно: граф шел ему навстречу с радостным видом.
— Извините, что заставил вас ждать, любезный брат.
Глава сорок шестая
ПОВЕШЕННЫЙ
Но вот что происходило в кабинете. Граф отправился туда в большом смущении. Патерсон следовал за ним. Человек, дожидавшийся его, желал переговорить с графом без свидетелей и поэтому велел удалиться Патерсону. Патерсон находился в затруднении: он не знал, оставить ему его господина или нет. Вид этого человека до того его пугал, что он с трудом решился выйти из комнаты.
— Вы, вероятно, не ожидали меня, — сказал незнакомец.
— Спенсер! Неужели это вы! — едва проговорил лорд.
— Я, милорд.
Вейт-Манор оглядел его с ног до головы.
— Это я, Измаил Спенсер, покорный ваш слуга, я жив и здоровехонек, как будто бы никогда не был повешен! — возразил незнакомец.
— Но… — начал было лорд.
— Но… — садясь возле кресла графа, прервал его.
— Спенсер, с тех пор, как меня повесили, я сделался для всех каким-то зверем. Хотя в этом нет ничего удивительного. Доктор Муре явился ко мне в темницу, и на шее у горла сделал мне небольшое отверстие, просунув в негр гусиное перышко. Это называют, кажется, фаринготомией. И когда веревка сдавила мне горло, я дышал через перышко.
— А что же с нею? — спросил граф.
— С нею? О ней я расскажу в другой раз, так как эта большая история, а теперь мне некогда.
— Скажите мне, жива ли она?
— У нее было хорошее здоровье, но ведь цветку недолго завянуть. В другой раз поговорим поподробнее.
— Она умерла, Измаил?
— Вы очень любопытны, Вейт-Манор. Повторяю вам, что я пришел переговорить о деле, более важном.
— Но скажите мне одно слово! — просил граф.
— Умерла… — начал Измаил.
Граф вздохнул, как будто бы тяжесть спала с груди его.
— А, может, и нет, — смеясь сказал Измаил, — но все-таки поговорим о деле, милорд. Вот уже более года, как я считаюсь порядочным человеком, и если бы вы не жили монахом, то во всякой гостиной встретились бы со мною, где я известен под именем Эдмонда Маккензи, имевшего несчастие лишиться зрения… Ах, я забыл вам сказать, что я слеп, — и вдруг глаза его сделались мутны и неподвижны.
— Жаль вас, милый Спенсер, жаль, — сказал Вейт-Манор.
— Вы ошибаетесь, не Спенсер, а сэр Маккензи, — весело ответил он и придал глазам прежнюю подвижность. Что касается вашего сострадания, то я не желаю его. Моя болезнь не помешала увидеть в вас ту перемену, которая произошла с последнего нашего свидания.
— Стало быть, вы не слепы?
— Совсем нет. Мне нужна была маска — но все-таки вы очень изменились, милорд.
— Я много страдал! — грустно ответил граф.
— Знаю, и готов держать пари, что Бриан…
— Ах, Спенсер! Ты произнес имя моего палача! Он здесь, он ждет меня!
Спенсер весело пожимал руки.
— А!.. Он здесь!
— Ты знаешь все несчастия моей жизни, Измаил, но не знаешь последнее, которое нанес мне Бриан, — он разорил меня!
— Как разорил?
— Он нечестным образом заставил подписать меня бумагу, вследствие которой он будет наследником еще при моей жизни, — произнес плачевно граф.
Спенсер свободнее вздохнул.
— Только-то?
— Но чего же более? Я разорен.
— Я пришел сюда, чтобы переговорить с вами о Ленчестере. Прежде всего, чтобы не терять напрасно времени, я не требую от вас ни свидетельства, ни акта, а только четыре тысячи фунтов стерлингов наличными — золотом, серебром или билетами.
— Зачем тебе?
— Чтоб поместить Бриана Лен честера в дом сумасшедших.
Граф пожал плечами.
— Поверьте, что это не шутка, — ответил жид. — Велите принести деньги и я все объясню.