Лорд моей мечты
Шрифт:
– Вы будете получать гонорар за свои переводы, и это не обсуждается. Но сейчас отдохните, Лиза. У вас выдался нелёгкий день.
Я повернулась к звезде. Мне показалось или блеск сделался тусклее? Сердце сжалось. Неужели наступит день, когда эта звезда погаснет?
…вуаль на моём лице…
…кресло-коляска и неподвижные колени…
А мы с лордом Таннисом не сможем её возродить. Я просто это знала.
– Мне… можно будет прийти сюда ещё? – нерешительно спросила я.
– Посмотрим на ваше поведение, – невозмутимо сказал лорд. – Впрочем,
– Можно подумать, его больше некому для вас станцевать, – фыркнула я.
– Не поверите.
Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись.
– Я, наверное, всё-таки буду носить вуалетку, по крайней мере пока, – произнесла я. – Но спасибо вам, что заставили забыть об этой злосчастной аллергии. Мне это было нужно.
Лорд наклонил голову:
– Всегда пожалуйста. Доброй ночи, миледи.
Весь его вид говорил, что ему нужно побыть здесь без меня. Я бросила последний взгляд на звезду и направилась к выходу.
У дверей я обернулась. Лорд Таннис подъехал в своей коляске прямо к звезде и теперь разглядывал её с непонятным выражением лица. О ком он думал сейчас? О своих родителях? О загадочной алхимии, которая таилась в этом негаснущем свете? О себе?
Я не знала. Но уж точно не обо мне.
Я провела ладонью по распухшему лицу. А потом толкнула дверь и молча вышла.
Глава 11
На следующий день я завтракала в одиночестве. Лорд Таннис отправился в департамент иностранных дел, собирался вернуться крайне поздно и, по словам Росситера, ничего не просил мне передать.
Отношение дворецкого ко мне ни капли не изменилось в худшую сторону. Впрочем, на мне теперь была лёгкая, но очень плотная вуалетка, приколотая к волосам и полностью скрывающая лицо.
Я не очень-то стремилась лишний раз разглядывать себя в зеркале, даже во время умывания. Ужасно распухшее лицо и веки, сыпь на щеках… это лицо будто принадлежало не мне. Поэтому, одевшись, я быстро опустила на лицо вуалетку и выщла из комнаты.
– Росситер, вы не расскажете мне о родителях моего супруга? – попросила я, когда дворецкий наливал мне чай. – Хотя бы немного.
– Я затрудняюсь сказать, миледи, – невозмутимо ответил Росситер. – Быть может, милорд может снабдить вас более полной информацией.
– Вы прекрасно знаете, что ничем он меня не снабдит, пока сам не захочет, – парировала я. – И, возможно, не захочет никогда.
Я понизила голос:
– Но он доверился мне. Я знаю, как он выглядит, и знаю, что он поддерживает меня. Так позвольте мне тоже его поддержать. Вы же знаете, как ему это нужно.
Росситер помедлил. За окном журчали искусственные водопады, перетекая из чаши в чашу, и я невольно залюбовалась сверканием струй под солнечными лучами.
– Леди Таннис любила ухаживать за садом, – произнёс Росситер с тёплыми, почти ностальгическими нотами в голосе. – У миледи не было способностей к языкам, но она понимала язык цветов. Розарий высадила она. Наш садовник
– Наверное, мне следует взять несколько уроков у нашего садовника, – произнесла я. – Ну, когда я сниму эту дурацкую вуалетку.
– Миледи, мы все к вашим услугам в любое удобное вам время и при любых обстоятельствах.
Во взгляде Росситера действительно была симпатия. Не бесстрастная вежливость, но подлинное сочувствие. Это было… необычно. В пансионе не очень-то поощрялось выражать кому-то сочувствие, да и дома тоже. Мадам Обри называла это хорошими манерами, тётя Фрина – правильным воспитанием, но в эту минуту я совершенно точно поняла, что предпочитаю неправильное. Смеяться во весь голос, хрумкать печеньем погромче и отвечать на симпатию симпатией, а не холодом.
– Спасибо вам, – негромко сказала я. – Клара сказала мне то же самое. Она великолепная горничная.
– Моя племянница, миледи.
Так вот в кого она такая тактичная и понимающая, оказывается. Но я не стала говорить ничего вслух: Клара тоже не сказала о моём лице ни слова и лишь поклонилась, когда я мягко объяснила, что пока предпочитаю обойтись без личной горничной. Но её глаза говорили за неё: «Я сочувствую вам, миледи». Она сразу же тактично удалилась, но этот взгляд стоил многих слов.
– Она замечательная, – тепло произнесла я.
Дворецкий поклонился:
– Я думаю совершенно так же, миледи. Спешу также сообщить вам, что лорд Таннис просил меня провести инвентаризацию на кухне и после неё в доме не осталось ни единой щепотки ванильной пыльцы.
Это была отличная новость. Но минуту назад Росситер упомянул, что мать моего супруга была садовницей, и, забыв о пыльце, я вдруг задумалась совсем о другом.
Родители моего мужа. Какими они были?
– Значит, мать лорда Танниса не знала языков, но была прекрасной садовницей? – уточнила я. – А отец – превосходным дипломатом, как и его сын?
– Совершенно верно, миледи.
– А… как они познакомились?
Дворецкий принял задумчивый вид.
– Это было… довольно удивительно, миледи, но эта история не очень-то известна в столице. Я даже берусь с уверенностью сказать, что она совершенно неизвестна.
– Но вы ведь расскажете мне? – я подпустила в голос умоляющие нотки. – Пожалуйста!
Росситер остановил взгляд на водопадах, потом взглянул на краешек розария, видневшегося за широкими окнами, и вздохнул:
– Что ж… Миледи, они заключили отложенный брак по договору.
– Что-о? Родители лорда Танниса? Они вступили в отложенный брак, как мы с лордом?
– Совершенно верно. Оба были единственными детьми, и много лет их семьи мечтали породниться. Увы, они не желали вступать в брак ни под каким видом. Будущая леди Таннис особенно ценила свою свободу. Дошло до того, что родители пригрозили лишить их наследства – а наследство было немаленькое, миледи.