Лорд-обольститель

Холт Виктория

На протяжении последних недель мы с Мари-Клод несколько раз беседовали, и я пришла к выводу о том, что она, похоже, и в самом деле была рада нашему присутствию в замке. Наверное, оно в некоторой степени оживляло угнетавшую ее атмосферу средневековой цитадели. Я знала, что она наблюдает за мной. Возможно, даже развлекается, строя различные предположения относительно моих отношений с ее мужем.

Скорее всего она считает, что мы с Ролло в прошлом были любовниками, хотя относительно наших нынешних

взаимоотношений можно было лишь догадываться. В любом случае, она была заинтригована, и это доставляло ей какое-то удовольствие.

Большую часть времени она посвящала занятию, именуемому отдыхом. Ей нравилось считать себя хрупкой и болезненной. Я была уверена, что таким образом она заполняла пустоту своей жизни, а также использовала болезненность как предлог держаться подальше от Ролло. Сам он отличался богатырским здоровьем, а следовательно, с пренебрежением относился к болезням. Собственная слабость вызывала у него лишь негодование, и хотя ранение временами причиняло барону сильную боль, он всячески скрывал это.

Зато никак не пытался скрывать глубочайшее презрение, которое он питал в отношении Мари-Клод.

Барон вернулся из Парижа с безрадостными новостями. Обстановка в городе оставалась неспокойной, хотя со временем жизнь, несомненно, должна была войти в привычное русло. Наш дом был уничтожен вместе со всей обстановкой. Видимо, его подожгли бунтовщики.

— И все из-за этой идиотской войны, — гневно повторял Ролло.

Итак, в Париже мне жить было негде. Быть может, стоило на какое-то время вернуться в Англию? Я могла пожить у Клэр. Видимо, она еще не получила мое письмо, поскольку ответа по-прежнему не было…

Близился к вечеру очаровательный майский день. Мальчики играли где-то в окрестностях замка. Все утро и часть дня я работала над одним из манускриптов, пользуясь прекрасным солнечным освещением. После долгих часов кропотливой работы я пребывала в блаженном состоянии, чувствуя приятную усталость и даже гордость. В тот день я придумала новый способ получать венецианскую красную краску и кобальтовую синюю, без которых нельзя было продолжать работу. Завтра можно будет испытать мое изобретение, которым, пожалуй, действительно стоило гордиться.

Я вышла из Хижины, чтобы насладиться бархатной погодой, и присела на траву возле рва. Занятая своими мыслями, я не сразу услышала голос одной из служанок, которая звала меня.

Вскочив на ноги, я подошла к ней.

— Мадемуазель Коллисон, — сообщила она, — в замок приехала какая-то дама и спрашивает вас.

Я обернулась. К нам приближалась другая служанка, а рядом с ней шла женщина. Я не поверила своим глазам.

— Кейт! — воскликнула она.

Я подбежала к ней, и мы крепко обнялись.

— Неужели это ты, Клэр?

Она кивнула.

—

Я должна была повидаться с тобой. От тебя так долго не было вестей. Но потом пришло письмо… Судя по дате, оно очень долго меня искало, но хоть сообщило, что ты жива и где находишься. Я решила не доверяться почте и приехать собственной персоной.

Мы прильнули друг к другу, смеясь и едва не плача.

Обе служанки наблюдали за нами.

— Это моя мачеха, — сообщила я им.

Девушка, которая привела ко мне Клэр, поставила рядом с ней ее дорожную сумку, и они обе поспешили оставить нас одних.

— На станции я наняла что-то вроде коляски, — сообщила Клэр. — Но едва сумела объяснить кучеру, куда мне надо…

— Путешествие было трудным?

Мы не могли наглядеться друг на друга и произносили какие-то банальности, потому что были слишком взволнованы и не способны на большее.

— Пойдем в Хижину, — сказала я. — Мы там живем… временно.

— Милая Кейт! Через что тебе пришлось пройти! Я так беспокоилась. И беспрестанно повторяла себе: как хорошо, что твой отец не знает об этом. Он бы сошел с ума от тревоги.

— Это было трудное время, Клэр, — признала я, затем забрала у нее сумку и распахнула дверь Хижины.

— И как давно вы здесь живете? — спросила Клэр, войдя в дом и осмотревшись.

— Сразу же после снятия осады. Нам удалось вырваться из Парижа.

— Слава Богу, теперь вы в безопасности.

— Да, нам очень повезло. Моя бедная подруга, Николь де Сент-Жиль, — ты ее знала, — погибла во время обстрела.

— Какой ужас! А… Кендал?

— С ним все хорошо. В период осады нам пришлось несладко. Мы чуть не умерли от голода.

— Я все время беспокоилась о вас, пыталась связаться, но оказалось, что нечего и думать о том, чтобы переправить письмо через Ла-Манш.

— Я знаю. Чего еще можно было ожидать во время войны? Но сейчас это уже не имеет значения. Ты здесь, Клэр, и я так рада тебя видеть. Ты хочешь есть? Приготовить кофе? Мальчики куда-то убежали играть.

— Мальчики?

— Ну да… я имею в виду Вильгельма. Сына барона и принцессы… Они с Кендалом подружились и всегда играют вместе.

— Никто не будет возражать против моего приезда?

— Конечно, нет. Ты будешь жить в Хижине. Тут хватит места.

— Ты здесь работаешь?

— Да, реставрирую манускрипты, и еще написала портрет Вильгельма… мальчика, сына принцессы…

— И они с Кендалом хорошо ладят?

— О да!

— Вы приехали сюда прямо из Парижа? Кажется, этот замок был первым местом, куда ты попала, впервые приехав во Францию. Тогда, с отцом…

— Да, тогда мы приехали сюда… А после снятия осады барон снова привез нас в этот замок.